У Бобби был талант, который мог нам помочь. Он как раз начал завоевывать известность, работая в качестве актера и комика на местных студиях. Я видел его в нескольких постановках по сценарию чернокожих братьев и нашел его великолепным. Я никогда не питал особой симпатии по отношению к комедийным актерам и по собственному желанию на них обычно не смотрел. Если выступающий на сцене преподносит свой материал серьезно и использует юмор с целью подчеркнуть какие-то моменты, ему удастся меня рассмешить, и я буду смеяться вместе с остальными зрителями. Но сыплющие остротами комики оставляют меня равнодушными. И все же я признал способности Бобби и думал, что он мог бы использовать их, чтобы устанавливать контакт с людьми и убеждать их при помощи колкостей и шуток. Когда мы сидели в мужской компании, обсуждая наши разногласия с отдельными личностями или группировками, Бобби частенько изображал сумасшествие этих людей. У него отлично получались образы президента Кеннеди, Мартина Лютера Кинга, Джеймса Кэгни, Хэмфри Богарта и Честера из сериала «Дым из ствола».[35] Ему также удавалось изображать некоторых чернокожих братьев и передавать образ человека до мельчайших деталей. Я животики надрывал от смеха, и не только потому, что Бобби был очень хорош, но и потому, что он с потрясающей точностью улавливал характеры и мнения людей. Он подмечал все их недостатки, показывал, как их идеи расходились с нуждами народа и не могли удовлетворить эти нужды.
Мы собирались действовать через Консультативный совет чернокожих студентов. Хотя Совет был лишь прикрытием для Движения за революционные действия, у него было немалое преимущество: Совет не был организацией для интеллигентов, поэтому он мог оказаться привлекательным для многих чернокожих братьев из низших слоев, которые учились в городском колледже. Если братья были бы причастны к организации, придававшей им сил и повышавшей самоуважение, они могли бы превратиться в активных членов подобной организации. Очень важно было пристроить их к делу, не дать им деградировать. Совет чернокожих студентов был, в общем-то, неэффективным и временным образованием без реальной программы действий. Люди приходили на организованные Советом митинги, если случалось что-то из ряда вон выходящее. В спокойные времена находилось лишь два-три человека, пожелавших присоединиться к митингу.
Однако вскоре у «Чернокожих студентов» появилось стоящее дело — борьба за включение курса по афро-американской истории и культуры в обязательную программу колледжа. Хотя мысль о включении подобного курса в учебный план был дельной, колледж ни за что не хотел соглашаться на это и стоял на смерть. Стоило нам заикнуться о новом курсе, как на нас обрушивался поток объяснений, почему колледж не мог ввести этот курс в программу. Самое смешное, что в то же время в колледже нас то и дело поощряли чем-нибудь «заняться». Нас обводили вокруг пальца. Колледж просто-напросто тянул время.
Мы с Бобби расценивали создавшуюся ситуацию как возможность подтолкнуть Совет чернокожих студентов продвинуться на шаг вперед и принять установку на вооруженную самооборону. Мы обратились к «Чернокожим студентам», предложив организовать митинг перед колледжем в поддержку курса по афро-американской истории. Мы указали на то, что митинг предполагается особенный: члены Совета должны будут повесить на пояс пистолеты и промаршировать прямо под окнами колледжа. В некотором смысле митинг должен был выразить наше отношение к жестокостям полиции, но также устрашить администрацию колледжа, сопротивлявшуюся введению предложенного нами курса. Мы с Бобби искали способ повлиять и на колледж, и на общину, способ свести их вместе. Полиция и администрация колледжа нуждались в хорошей встряске, которую им должны были устроить негры. Мы знали, что такая акция заставить наших оппонентов понять — мы говорим дело. В то время ношение оружия в целях самообороны не было нарушением закона.
Мы объяснили все это «Чернокожим студентам», показав им, что мы не собирались совершать что-либо противозаконное. Мы всего лишь добивались того, чтобы Совет повернулся лицом к реальности, а не стоял на месте, растрачивая время на пустословие и сочинения о белом человеке. Мы хотели сподвигнуть Совет на вооруженную самооборону. При этом требовалось полное понимание того, что оборона служит средством выживания для всех чернокожих и, в частности, средством, при помощи которого мы могли бы добиться введения нашего курса в программу колледжа. Мы же видели, как черных повсеместно грабят. В колледже нас ничему толковому не учили. У нас не было курсов, посвященных нашим реальным проблемам, не было занятий, где бы нас учили выживанию. Наша программа была нацелена на то, чтобы вдохновить братьев на самооборону, прежде чем нас окончательно уничтожат — и физически, и духовно.
Призывом взяться за оружие мы надеялись привлечь сторонников. Я чувствовал, что нам удастся завоевать симпатии студентов из социальных низов, т. е. студентов, не имевших отношения к организациям колледжа, в которых слишком много умничали и не предлагали эффективной программы действий. Люди с улицы пошли бы за «Чернокожими студентами», если последние согласились бы следовать нашему плану. Если негритянская община и научилась что-то уважать в жизни, то это было оружие.
Мы недоучли, насколько трудно нам будет переубедить братьев. «Чернокожие студенты» полностью отвергли нашу программу. Эти братья были так напуганы огневой мощью полиции, что они были не способны даже помыслить об открытом ношении оружия независимо от того, разрешено это или нет. Натолкнувшись на полное непонимание, мы перестали уговаривать «Чернокожих студентов» и пошли говорить с Движением за революционные действия. Там было немного народа, всего лишь несколько парней из кампуса, чесавших языками. Мы постарались объяснить им, что, выставив напоказ оружие, уличные братья приблизятся к руководству Движения. Мы также поделились с ними нашей новой идеей — патрулировать улицы, чтобы предотвращать злоупотребления полиции, ибо полицейские были главными проводниками жестокости по отношению к общине. Дальше вооруженной самообороны и патрулирования мы не шли. Начни мы разрабатывать более развернутую программу, мы бы наверняка увязли во второстепенных вещах. Пока я хотел, чтобы приняли идею о самообороне, а когда она была бы реализована на практике, можно было бы переходить к более детальному продумыванию программы. Тогда мы еще не собирались создавать свою партию: всяких разных организаций и без того было полным-полно. Мы видели свою цель в том, чтобы сделать хотя бы одну из них приносящей пользу общему делу. Таким образом мы внесли бы свой вклад, и это казалось нам достаточным. Однако прорваться нам было нелегко. Движение за революционные действия тоже отказалось принять наш план. Они подумали, что его осуществление будет чистой воды «самоубийством» и что мы дня не проживем, если выйдем на улицу для патрулирования.
