Смущенный сержант-мор не пытался оправдываться, а только огорченно вздыхал, сожалея о своей болтливости.
А в это время полковник Силверио, очень довольный, легуа за легуа приближался к Вила-Рике. И вот недалеко от одной из фазенд он увидел под раскидистым деревом отдыхавшего путника. По висевшему на сучке камзолу Силверио признал в спящем человеке прапорщика. И тотчас же припомнил рассказ сержанта-мора.
– Тирадентис! – крикнул Силверио на всякий случай. Лежавший на траве мужчина поднял голову и удивленно посмотрел на всадника.
– Слушаю вас, полковник. Извините, с кем имею честь? – сказал он, так как это был действительно Тирадентис, решивший переждать часы солнцепека, прежде чем продолжать путешествие.
Силверио спрыгнул с коня и подошел к Тирадентису, протягивая руку.
– Очень рад с вами встретиться, прапорщик. Мне так много о вас рассказывали. Давайте познакомимся. Я полковник Силверио дос Рейс.
– Ну что ж, давайте познакомимся, полковник. Так от кого же вы слышали обо мне и что?
– В моих глазах вы один из самых замечательных людей нашей капитании. Я смею вас уверить, все мои помыслы направлены на освобождение Бразилии от иноземного ига, хотя я сам португалец, но мои власть имущие соотечественники так насолили полковнику Силверио дос Рейсу, что он ждет не дождется дня, когда их вытурят с бразильской земли и все мы вздохнем свободно.
– Простите, но я не понимаю, о чем вы ведете речь.
– Бросьте, прапорщик. Сержант-мор Луис Вас де Толедо Пица все рассказал о заговоре, и я только что из дома викария Карлоса Корреа. Считайте меня своим единомышленником.
Уборщики мусора тигрес на улицах Рио конца XV!!! века.
– Ах, – воскликнул Тирадентис, – сейчас много болтают лишнего, даже выдумывая различные небылицы, принимают желаемое за действительность! Недовольные в Минасе есть. Кто станет это отрицать! Но нельзя называть малейшее проявление недовольства заговором.
– Кажется, вы мне не доверяете, Тирадентис, – укоризненно произнес Силверио. – Зря! Вряд ли существует в капитании человек, страдающий больше от португальских властей, чем полковник Силверио дос Рейс.
– Ну что ж, – спокойно заметил Тирадентис, – в таком случае, если в капитании Минас совершится революция, одним из тех, кто выиграет от нее, будет именно полковник Силверио дос Рейс. Я лично, – добавил Тирадентис, – убежден в необходимости перемен.
– А скажите, прапорщик, будут ли отменены долги королевской казне в случае успешного завершения революции?
– Может, и существуют где-нибудь подобные планы непременной отмены всех долгов португальской короне, но я, право, не информирован. Думаю, новую жизнь начнем без старых долгов.
– Через несколько дней, – заметил Силверио, – я должен отправиться в Рио. Может быть, мое знание людей в столице и связи пригодятся нашему общему делу. Тирадентис неопределенно пожал плечами.
– Вероятно, вы сможете принести пользу. Во всяком случае, нелишне встретиться в Рио. Я обычно останавливаюсь в пансионе Перпетуа Минейры, недалеко от порта. В Рио ее знает каждый. Что ж, пора, пожалуй, отправляться в путь. Жара спала. – Тирадентис снял висевший па суку камзол, отвязал лошадь, оседлал ее, приподнял треуголку, поклонился и выехал на дорогу.
Силверио помахал ему вслед рукой.
– До встречи в Рио! – крикнул он, крайне довольный предоставившейся возможностью познакомиться с прославленным Тирадентисом.
А в это время жизнь в Вила-Рике текла, как всегда, медленно, спокойно, и ничто не предвещало наступления бури. Из основных участников заговора, как мы уже рассказывали, в Вила-Рике остались только два поэта, остальные же стремились коротать жаркие дни марта в фазендах и пореже появляться в душном городке, почти начисто лишенном какой-либо растительности. После мартовского собрания в Шакара-до-Крузейро Гонзагу несколько раз видели в губернаторском дворце, где он беседовал или с интендантом Вила-Рики, или с самим Варбасеной, причем очевидцы утверждали, что Гонзага уговаривал Барбасену не объявлять дерраму, мотивируя это тем, что объявление деррамы явится трагедией для всех жителей капитании и катастрофой для местной экономики. Беседуя же с близким другом, интендантом Вила-Рики доктором Франсиско Грегорио Монтейро Бандейрой, Гонзага непременно заводил речь о необходимости быстрейшего объявления деррамы. Слухи о подобных противоречивых действиях Гонзаги доходили до заговорщиков, но они не придавали им никакого значения, уверенные в разумности любых шагов, предпринимаемых поэтом Гонзагой.
Один день как две капли воды походил на другой, монотонное существование жителей Вила-Рики, казалось, ничто не в состоянии нарушить. Но наступило 15 марта.
Утром 15 марта помощник губернатора Антонио Шавьер вошел в кабинет его превосходительства и доложил:
– Господин виконт Варбасена, вас желает видеть… – и он назвал имя и фамилию просителя, добивавшегося аудиенции.
Барбасена с недовольным видом отложил в сторону какую-то бумагу.
– Пора бы всем посетителям знать время приема. Сейчас я просматриваю утреннюю почту.
– Но он просит принять его немедленно. Говорит, дело государственное, и настолько важное, что не терпит отсрочки.
– Каждый, кто добивается свидания с губернатором, считает свое дело самым важным и не терпящим отсрочек, – пробурчал Барбасена, но тем не менее разрешил впустить визитера.
– Здравствуйте, дорогой друг, – приветствовал он вошедшего в кабинет человека. – Чем обязан столь раннему визиту? Какие дела государственной важности заставили прервать вас утренний сон и явиться спозаранок к скромному слуге королевы, губернатору капитании Минас?
– Господин виконт, поверьте, я не посмел бы тревожить вас во внеурочное время, если бы не имел сообщить нечто из ряда вон выходящее. Я долго набирался мужества, прежде чем решиться прийти во дворец и рассказать о делах, затрагивающих интересы ее величества королевы и всех подданных вице-королевства.
Барбасена нахмурился.
– Слишком долгое и многозначительное предисловие. Будьте любезны изъясняйтесь покороче и приступайте непосредственно к сути вопроса.
Посетитель почему-то на цыпочках приблизился к губернатору и, понизив голос, произнес:
– Господин виконт, в вице-королевстве готовится заговор, и центр его находится в столице капитании Минас – Вила-Рике.
Барбасена нахмурил брови и отступил на один шаг.
– Вы даете себе отчет в последствиях, бросая подобные обвинения бразильским подданным ее величества королевы?
