невестке в отместку, он нарёк одного из главных героев повести – кулака и захребетника – фамилией заведующего идеологическим отделом крайкома партии Бориса Николаевича Жмакина, в общем-то, вполне хорошего человека по моим восприятиям, но вынужденного по долгу службы быть практически непосредственным оппонентом молодого автора.
Ну а фамилии двух других гостей, один из которых, старший по возрасту, представился писателем и бывшим капитаном дальнего плавания, а второй, и совсем молодой ещё, но очень амбициозный, назвался поэтом с украинской фамилией с окончанием на «о», я никогда не знал раньше и не знаю до сих пор, так и не запомнил. Однако районный власти приняли их вполне достойно и уважительно, правда, видно, на всякий случай всё-таки на уровне вторых-третьих лиц, поговорили с ними в райкоме партии, а затем этак деликатно отфутболили в сторону главной достопримечательности Славянки и всего Хасанского района той поры – Славянского судоремонтного завода, а в качестве сопровождающего назначили меня грешного. Нас на заводе приняли очень гостеприимно: сначала нас пригласил к себе директор Михаил Матвеевич Максимов, затем после экскурсии по цехам и производственным причалам на катере доставили в пустующий по осени пионерлагерь на берегу залива – где-то между посёлком рыбаков в бухте Нерпа и маяком на мысе Брюса, и сопровождавший нас лично на катере директор хлебосольно пригласил гостей в столовую. А там, у накрытых уже столов, ломившихся в полном смысле от всевозможных яств, закусок и напитков совсем не пионерского лагерного меню, хлопотали как пчёлки нарядные работницы заводского общепита и ждали нас почти все главные руководители завода вместе с секретарём парткома завода Михеевым. Вечеринка удалась на славу, было весело, уютно, все раскованно общались, будто давно были знакомы друг с другом, было много хорошей эстрадной музыки. Басаргин охотно делился своими творческими планами. Рассказывал о своём романе «Дикие пчёлы», работу над которым он закончил накануне, но напечатать пока его не удаётся. Сказал, что начал работать над романом «В горах тигровых», посетовал, что ему по-прежнему ставят палки в колёса при работе с архивными материалами в хранилищах Дальнего Востока и Сибири.
По домам нас развезли далеко за полночь на заводском автобусе. А утром я одним из первых пришёл в заводскую гостиницу, чтобы проститься со своими новыми знакомыми. Прихватил с собой из собственной домашней библиотеки купленную давно уже повесть «Сказ о Чёрном дьяволе», в которой разомлевший и вальяжный со сна Иван Ульянович оставил свой автограф. Больше никогда я не встречался с этим очень талантливым и самобытным человеком и писателем. Буквально всего через три года после этой нашей встречи в Славянке Басаргин неожиданно скончался, кажется, в Новосибирске, где он работал с архивными материалами. Так он и не дождался, когда будет напечатан его роман «Дикие пчёлы», который, как я только недавно узнал, вышел в свет лишь через десять лет после его смерти – в 1989 году. А в мои руки он попал ещё позже – осенью 2016 года, когда я его неожиданно для себя самого нашёл в одном из книжных магазинов Москвы. Когда я начал читать, то убедился, что этот его первый «Сказ…», давший ещё в те давние годы этому человеку имя известного писателя, практически полностью растворился в его первом и, наверное, последнем большом романе. А вот написал ли он роман «В горах тигровых», о котором он говорил при той нашей встрече, я так до сих пор и не знаю…
Кстати, визит Басаргина с компанией других профессионалов в Славянку и у меня разбудил давнее моё желание испытать и себя на этом заманчивом, как мне тогда казалось, поприще. Тем более, что конкретная задумка впервые вполне чётко проявилась у меня ещё в Яковлевке: как я уже упоминал выше, именно там я написал и опубликовал в своей газете «Сельский труженик» в двух её номерах две главки повести, которую ориентировочно назвал «Зубы дракона» по названию одного из древнегреческих мифов. А мысль была такая: на примере собирательного образа одной семьи показать историческую ретроспективу всей нашей страны от Великого Октября, как вполне искренне говорили и писали мы в те годы, до «эпохи развитого социализма», в глубине души всё ещё надеясь, что обещанный партией заветный коммунизм, если и не к 1980 году, как заверял Никита Хрущёв, то всё-таки будет нами когда-нибудь наконец-то достроен. Однако трудовые будни сельского газетчика со всеми их рабочими и бытовыми прелестями прервали тогда полёт этой моей творческой мечты. Второй раз эта моя радужная мечта, пусть и просто мысленно, взмахнула крылами в начале сентября 1973 года, когда я уже в Славянке приступил к исполнению обязанностей редактора хасанской районной газеты «Приморец». Дело в том, что в те дни случился памятный фашистский переворот в Чили, буквально на противоположном от нас берегу Тихого океана, и отважный Альенде, революционер и демократ, а по совместительству и глава этого южноамериканского государства, погиб с автоматом в руках на своём рабочем месте. Так же погибло много его искренних соратников и сочувствующих, остальные были согнаны на столичный стадион, где путчисты генерала Пиночета их зверски пытали. Среди этих несчастных узников, как сообщалось, были и наши соотечественники из числа специалистов, приглашённых в Чили на работу её демократическим правительством. Эти события меня основательно встряхнули: в воздухе, в очень неустойчивой и тогда международной атмосфере, явно повеяло приближением какой-то особо страшной для всего человечества угрозы. И мне подумалось, если я когда-нибудь и примусь строить задуманную мною эпопею, то надо обязательно включить в неё и сюжетную линию, навеянную этими страшными событиями.
Однако снова пришлось отложить эти благие намерения на более благоприятные и по-прежнему неопределённые времена: надо было плотно заниматься новой газетой, самоутверждаться в новом коллективе и в глазах общественности всего района. И вот случился этот живой пример: молодой, энергичный Басаргин, который тоже был газетчиком, работая в газете «Авангард» в Кавалеровском районе Приморского края, пусть и не редактором, а рядовым литработником, но он бросил эту рутинную районку и смог осуществить всё-таки свою главную мечту. Правда, у него не было за плечами семьи с двумя детьми-школьниками. Но всё же…
И я решился: сейчас или никогда! И начал действовать. За зиму отстучал на машинке начальную главу задуманной эпопеи, примерно в один печатный лист (учётно-издательский) – это где-то 20–25 машинописных страниц. Конечно, работал урывками, выкраивая время от основной работы в газете и неотложных семейных забот. Эту первую заготовку отстругал, как говорится, отутюжил до вполне приличного вида и отправил не кому-нибудь, а своему постоянному непосредственному шефу и хорошему наставнику в крайкоме партии Борису Николаевичу Жмакину, приложив заявление с просьбой
