на престол императрицы Елизаветы Петровны. Новая императрица была благодарна Бирону за поддержку и денежную помощь в те трудные времена, когда она находилась под надзором Анны Иоанновны, не раз собиравшейся отправить легкомысленную кузину в монастырь.
17 января 1742 г. Елизавета распорядилась «сосланных в Сибирь в ссылку бывшего герцога Курляндского Бирона, и братьев его Карла и Густава Биронов же, и бывшего ж генерала Бисмарка [25] из той ссылки и с женами их и с детьми освободить, и, из службы нашей уволя, дать им абшиды, также взятое у него бывшего герцога Курляндского Бирона и отданное бывшему фельдмаршалу Миниху, лежащее в Шлезии штанцгершафт Вартенберг ему Бирону возвратить».
В записке Бирона, написанной уже в Ярославле, говорится: «20 декабря пришло наше освобождение. Курьер привез нам сию радостную весть, что наш арест прекратится, и что мы во всем удовлетворены будем. 28 декабря сгорел тот дом, в коем мы находились, и мы перешли в воеводской, где пробыли по 27 февраля. А в сей день отправились и в четыре недели сюда прибыли». 15 марта воспоследовало распоряжение, чтобы Бирон и Бисмарк с их фамилиями препровождены в Ярославль. Ярославскому воеводе приказано Биронов и Бисмарков «довольствовать без оскудения, против того, как они прежде довольствованы были, из тамошних доходов». Но семья все еще находилась под стражей, согласно донесениям Елизавете от ее чиновников: «40 солдат расположены в тех же комнатах, где жил он с женою и тремя детьми; чтобы не страдать от своеволия солдат, ему приходилось поить и кормить их, на что уходили почти все полагавшиеся ему 15 рублей». Бенигна и ее дочь в Ярославле начали вышивать на шелке «изображения сибирских инородцев», позже эти вышивки долго хранились в Митавском замке. Кроме того, во время ссылки герцогиня сочинила на немецком языке несколько стихотворений духовного содержания, которые издали в Москве в 1777 г.
11 января 1760 г. в Ярославле случился большой пожар (событие не редкое в деревянных городах XVIII в.), в котором Бенигна едва не погибла. Муж написал на следующий день: «Сгорело все, что нам в нынешнем нещастливом состоянии некоторою спокойностью служить имело. Герцогиня, конечно, лишилась бы жизни своей, естли б госпожа воеводша, женщина твердая и разумная, не вытащила ее из самого огня; да и я по сие время живу в доме господина воеводы со всеми моими домашними. Не сумневаюсь я, чтоб ваше сиятельство, будучи тронуты сим случаем, представлениями вашими не старались склонить Ее Императорское Величество к облегчению и окончанию нещастия и печального состояния нашего, ибо мы ныне лишились всего».
Магистрат города отвел погорельцам каменный дом с пятью теплыми «палатами с уборами» и светлицей на втором этаже для служителей, баней, конюшней, каретником, сараями. Впрочем, Бирон своим новым жилищем все же остался недоволен. А когда семейство Биронов уезжало из Ярославля, то его имущество везли на 118 подводах.
Елизавета так и не решилась вернуть герцогскую семью ко Двору, но это сделал ее племянник и наследник — Петр III. Он даже предложил двум «заклятым друзьям» — Миниху и Бирону — помириться и забыть прошлое. Тогда Бирону пришлось отречься от титула герцога Курляндского — оно отошло к дяде нового императора, Георгу Людвигу Голштинскому.
Позже молодой императрице Екатерине, чьи права на российский престол были более чем сомнительны, потребовался надежный человек в Митаве вместо родственника ненавистного мужа. В 1763 г. 10 (21) февраля сейм признал Бирона своим законным герцогом, но уже через шесть лет Эрнст передал управление Курляндией своему сыну Петру. Еще через три года после этого, в 1772 г., Бирон умер, 82-х лет от роду, Бенигна скончалась 5 (16) ноября 1782 г.
Глава 4. Наперсницы и доверенные лица императрицы Елизаветы Петровны
Тайны Мекленбургского двора
После того как Миних и Манштейн расправились с Бироном, им казалось, что пробил их звездный час и теперь начинается эра их правления. Конечно, Миних, хотя авантюризм не был ему чужд, не помышлял о том, чтобы занять трон. Однако он планировал, что встанет на то же место, что и Бирон при Анне, — советника и тайного вершителя судеб.
Мы уже знаем, что он ошибся, что короткое правление регентши Анны Леопольдовны станет лишь трамплином, для другой, весьма амбициозной самодержицы, которая до поры до времени таит свои честолюбивые мечты. Мало у кого хватает сейчас проницательности, чтобы вспомнить о дочери Петра. На первый план выходят принцесса Анна и ее муж, Антон Ульрих, герцог Брауншвейг-Вольфенбюттельский. А вместе с ними на колесе Фортуны поднимается фрейлина и любимая подруга Анны Леопольдовны — Юлия Менгден.
Но кто такая Анна Леопольдовна? Откуда она взялась?
Старшая дочь и любимица Прасковьи Федоровны Екатерина Ивановна, или как ее ласково звала мать — свет-Катюшка, в отличие от замкнутой Анны выросла живой, общительной и немного легкомысленной девушкой, обожавшей танцы, катания и прочее веселье. Ей сильно досаждала полнота, и по рекомендации Петра она пыталась поститься и ограничить себя во сне, но могла продержаться лишь несколько дней.
В январе 1716 г. Петр выдал свет-Катюшку за герцога Мекленбургского. Говорили, что свадьба получилась не совсем добровольной: герцог хотел жениться на Анне и присоединить к своим владениям герцогство Курляндское. Однако Петр настоял на том, чтобы невестой стала Екатерина, и герцогу пришлось подчиниться. Пикантная подробность: в то время как герцог сватался к царской племяннице, еще была жива его первая супруга, немка София-Гедвига, урожденная принцесса Нассау-Фрисландская, с которой он даже не успел развестись, но уже выгнал из дворца, так как они решительно «не сошлись характерами».
Не удивительно, что семейная жизнь у второй герцогини не задалась.
Царица Прасковья Федоровна жаловалась Екатерине Алексеевне на зятя: «Прошу у вас, государыня, милости, — писала она 23 апреля 1721 г. — Побей челом Царскому Величеству о дочери моей, Катюшке, чтоб в печалех ее не оставил в своей милости; также и ты, свет мой, матушка моя невестушка, пожалуй, не оставь в таких ее несносных печалех. Ежели велит Бог видеть В. В-ство, и я сама донесу о печалех ее. И приказывала она ко мне на словах, что и животу своему не рада… приказывала так, чтоб для ее бедства умилосердился Царское Величество и повелел бы быть к себе…».
«…Сердечно (об этом) соболезную, — отвечал Петр, извещенный о бедах племянницы, — но не знаю, чем помочь? Ибо ежели бы муж ваш слушался моего совета, ничего б сего не было; а ныне допустил до такой крайности, что уже делать стало нечего. Однако ж прошу не печалиться; по времени Бог исправит
