исследованиях. Оба чувствовали, что материя на определенном уровне перестает действовать в царстве причинности и действует синхронно.
Лучший инструмент для иллюстрации этой связи между психикой и материей – это, несомненно, архетип. Это движение, которое начинается из глубин бессознательного к телу, проявляет свое существование через, с одной стороны, внутреннее и психическое событие, а с другой – внешнее и физическое событие. Это само по себе уже представляет собой синхронистичность. Юнг и Паули вспоминают, что открытие большинства понятий в физике (пространство, время, материя, энергия, поле, частица) произошло с помощью интуиции, которая обрела смысл благодаря активации архетипов. Более того, задолго до них немецкий астроном Иоганн Кеплер (1571–1630) подошел к физике с использованием архетипических образов, которые имели для него как религиозное (то есть психологическое), так и научное (то есть физическое) значение. «Внутренние образы суть лишь психические проявления архетипов, но последние должны порождать и обуславливать все законы, принадлежащие миру природы. Тогда законы природы стали бы физическими проявлениями архетипов» [5], – заключил Юнг.
Встреча Юнга и Паули сама по себе была полной смысла синхронистичностью. Оба стремились к одному и тому же результату: найти объективный физический закон, который описывает поле формы, управляющее вселенной, как с материальной, так и с психологической точки зрения. Таким образом, они рассматривали резервуар коллективного бессознательного как невидимую матрицу, к которой иногда получает доступ личное бессознательное. Эта общая память является полем информации, которое не хранится в мозгу. Это поле, как и бессознательное, извлекается из наблюдения, ускользая от осмысления. Квантовая физика порывает с моделью, согласно которой наблюдатель лишь обнаруживает поле, не нарушая его. Потому что наблюдение как раз вмешивается в наблюдаемое. И когда наблюдатель создает новый феномен, он в некотором смысле является «актором» или «творцом» этого опыта. В любом случае она оказывает влияние как психическая система через выборы организации этого опыта на материальном уровне. Сам факт восприятия сновидения, по мнению Юнга, уже видоизменяет бессознательное состояние наблюдателя-актора и создает новый феномен.
Для Юнга и Паули синхронные события являются эмпирическим доказательством существования нерасторжимого единства, лежащего в основе психики и материи. Единая вселенная, которую Юнг назвал unus mundus, – эта идея понравилась бы алхимикам. Синхронистичность, похоже, показывает, что внутренний мир что-то знает о внешнем мире, и наоборот. Именно на основе этих наблюдений Юнг и Паули сформулировали гипотезу, согласно которой психика и материя, внутреннее и внешнее, человек и природа должны быть связаны в недифференцированном единстве, в постоянном движении сотрудничества. Этот unus mundus станет основой модели, которую попытаются разработать психолог и физик, – психофизики, основанной на четвертичном принципе: пространственно-временной континуум, психический континуум, причинность и синхронность – первые два и последние два уравновешивают друг друга. Поэтому не может быть и речи об отрицании того, что определенные события также могут быть связаны друг с другом причинным принципом. Так, Юнг и Паули обнаружили, что аналитическая психология и микрофизика развиваются параллельно вокруг понятия значения. Вместо того чтобы пытаться выяснить, почему что-то произошло, важно задаться вопросом, чем это закончилось. Психологи, как и современные физики, ищут значимые связи, а не только причины.
Таким образом, Юнг и Паули предложили новое видение Вселенной, внутри которого есть постоянная взаимосвязь между материей и духом. Даже если им все еще не хватает элементов, подтверждающих эту связь, их гипотеза чрезвычайно плодотворна и предлагает настоящий сдвиг парадигмы, который другим ученым придется обогатить и завершить. Потому что их теория также открывает новые возможности для многих дисциплин, например для медицины. Будучи более внимательными к синхронистическим сообщениям, которые наше тело посылает психике, мы можем внутренне измениться и исцелиться от определенных болезней. За последние 30 лет мы наблюдали развитие теорий, например теории биологического декодирования, устанавливающих связь между телом и разумом.
Помимо синхронистичности, Юнг также упоминает важный для него закон притяжения, или закон сродства. В «Синхронности и Парацельсике» он цитирует средневекового философа Альберта Великого: «Чем сильнее душа желает, тем больше она заставляет вещи действовать, и результат подобен тому, чего она желала» [6]. Или процитируем Гёте: «Все мы имеем внутри себя какие-то электрические и магнитные силы, и мы проявляем, как и сам магнит, силу притяжения и отталкивания в зависимости от того, соприкасаемся ли мы с подобным себе или с чужим» [7]. Исследуя природу и вселенную, человек встречает самого себя и получает доступ к величайшим тайнам жизни.
Говоря о современном западном мире, Юнг подчеркивает необычайный прогресс человеческого сознания и все вытекающие из этого преимущества: дифференциация, знание, всеобщая мораль прав человека, научно-технический прогресс и т. д. Но он также сожалеет о цене, которую приходится платить за такой интенсивный и быстрый рост сознания, и осуждает тройную ампутацию современного человека: разрыв с природой, с прошлым, с сердцем и внутренним миром.
Отрываясь от природы, современный человек лишает себя самой жизненно важной связи с миром, той, которая на протяжении тысячелетий формировала его психику. До того как человек переселился в большие города и стал сознательно позиционировать себя как отдельного от природы, как «ее владельца и хозяина», по выражению Рене Декарта, природа была не просто средой обитания для человека. Она была прожита, испытана, усвоена. Она была частью его, как и он был частью ее. «Камни, растения, животные больше не разговаривают с человеком, а человек больше не разговаривает с животными, полагая, что они его слышат, – пишет Юнг. – Его контакт с природой был прерван, и вместе с ним исчезла глубокая эмоциональная энергия, которую порождали его символические отношения» [8]. С тех пор как человек сознательным усилием отделил себя от природы, его принадлежность к природе остается только в бессознательном, хранящем инстинкты, архетипы и память об этой жизненно важной связи. Но мы больше не понимаем этот язык, и эта диссоциация является, по словам Юнга, источником многих неврозов современного человека [9]. Поэтому мы должны заново открыть эту важнейшую связь с природой, пусть она и будет проходить скорее через призму сознания, чем через призму бессознательного, в отличие от того, что испытывали наши далекие предки. Чтобы описать этот разрыв между человеком и природой, социолог Макс Вебер говорит о «разочаровании мира». Юнг призывает к «новому очарованию мира» через способность соединяться с другими живыми видами и чувствовать во всех измерениях нашего существа (теле, сердце, воображении, мысли) принадлежность к космосу.
То же самое касается радикального разрыва с прошлым: оторванные от своих корней, мы постоянно устремляемся в будущее, убаюканные иллюзией, что лучшее всегда впереди. «Именно потеря связи с прошлым, – пишет Юнг, – потеря корней порождает такое “недовольство цивилизацией” и такую спешку, что мы живем скорее будущим, с его химерическими обещаниями золотого века, хотя в настоящем этот план будущего развития еще не достигнут. Мы беспрепятственно стремимся в новое, движимые растущим чувством беспокойства, недовольства, волнения. Мы живем уже не тем, что имеем, а обещаниями; уже не в свете настоящего дня, а в тени будущего, где мы ожидаем восхода солнца. Мы не хотим понимать, что лучшее всегда компенсируется худшим. Надежда на бо́льшую свободу разбивается растущим государственным рабством; не говоря уже об ужасных опасностях, которым подвергают нас блестящие открытия науки. Чем меньше мы понимаем, чего добивались наши отцы и наши предки, тем меньше мы понимаем себя и всеми силами содействуем тому, чтобы лишить человека его инстинктов и его корней, чтобы, став частицей массы, он подчинялся только “духу тяжести”» [10].
Третья ампутация, которой подвергается человек, несомненно, является той, на которую Юнг обращал внимание больше всего на протяжении всей своей работы: это жертвование внутренним в пользу внешнего, другими словами, жертвование сердцем и воображением в пользу разума. Эти два явления тесно связаны, поскольку избыточная рациональность идет рука об руку с избыточной экстериорностью и наоборот. Я рассказывал, как на Юнга повлияла встреча с вождем пуэбло, который объяснил ему, что его народ думает, в отличие от белых, не головой, а сердцем. Этот разговор глубоко резонировал с Юнгом, потому что он давно размышлял о связи между сознательным и бессознательным, между мифом и разумом. Призыв «думать сердцем» пробуждает
