Когда мы усташей привезли в Книн, им в книнской больнице была оказана первоклассная медицинская помощь. Тот, у которого был перелом ноги — бедренная кость была сломана в двух местах — весил 120 кг. Молодой парень. Оперировали его лучшие врачи книнской больницы. Ратко его навестил. На следующий день состоялось что-то вроде обмена. По существу мы вступили в контакт с усташами и предложили им прийти за своими людьми. При обмене внизу в Сивериче присутствовали многие официальные лица и Хорватское телевидение. Потом случилось чудо: в новостях ХРТ[49] показывают сюжет с заявлением того самого раненого, который говорит буквально следующее:
— Что я могу сказать! Если бы не полковник Младич, мы бы все погибли, и я благодарю его.
И тут программа прерывается! Наверное, не успели смонтировать отснятый материал. Ну, хоть не вырезали эти кадры, и я думаю, то были исторические кадры, кадры настоящей правды на хорватском телевидении.
После освобождения Киево Ратко стал народным героем, всего через неполные два месяца после своего прибытия! Во время освобождения Киево он гарантировал местным хорватам, пожилым людям и всем, кто хотел там остаться, что ни один волос с их голов не упадёт. С теми, кто хотел остаться в своём доме на своей земле, ничего не должно было случиться. Так оно и было. Основной нашей целью на деле было снятие блокады с нашего взвода солдат, находящихся в селе Цивляне.
Перед Книном, если идти к Синю, есть одно село, Отишич называется. Практически это был сербский оазис среди всех тех хорватских деревень, а располагался он в 27 км от села Цивляне по направлению к Синю. Наша задача была разблокировать гарнизон в Сине, в котором находился инженерный полк и полк связи ЮНА. Было это 26–27 августа 1991 г. У них в казармах уже немало было убитых и раненых. А мы, окрылённые успехом в связи с освобождением нашего взвода в Цивляне, двинулись вперёд уже на следующее утро. Полковник Младич мне приказывает:
— Бери БТР военной полиции и столько солдат, сколько считаешь нужным, отправляемся на моём «пухе», направление — Синь!
По дороге к Синю с правой стороны — горы, отвесная стена из камня, гиблое место, а с левой — речушка Цетина, и опять отвесные скалы, горные долины, искусственное озеро. Движемся мы так, добрались до места между Цивляне и Врликой, и как раз тут поперёк дороги стоит автобус, словно баррикада. Усташеская!
Говорю шефу:
— Шеф, не может быть, чтобы сюда просто так столкнули эту развалюху — автобус, должно быть, заминирован!
— Вот и я так думаю, только не знаю, чем они могли его заминировать… — и выходит из машины, а мне говорит: — Ты давай, малый, двигай, прячься!
Я заартачился:
Ну нет, шеф, я отвечаю за вашу безопасность. Туда вам нельзя!
Он меня просто отодвигает, так что мне пришлось ему физически сопротивляться. Но куда там! С его волей, с его стальными серо-голубыми глазами… Где уж мне с ним справиться!
Он мне приказывает отойти, я упираюсь, и мы одновременно входим в этот автобус, он через переднюю, а я через заднюю дверь. Там было на что посмотреть: установлена одна противопехотная мина, последовательно соединённая с 36-ю газовыми баллонами! И он это всё взялся распутывать!
Пока шеф этим занимается, я выхожу наружу осмотреть окрестности, а наш полицейский мне показывает на четырёх усташей, что сидят в засаде метрах в 200 впереди. Видимо, у них было задание стрелять в этот автобус зажигательными пулями, чтобы взорвать нас, если мы к нему подойдём. Однако тот солдат, который нас сопровождал, был непревзойденным снайпером! Он их держал на мушке. (Позднее, когда мы прошли баррикаду, он увидел и с расстояния около 450 метров снял усташеского пулемётчика, засевшего в Врлике на церковной колокольне.)
Но мы тут просмотрели засаду поменьше, а там ещё пара усташей, одетых в тяжёлые МВД-шные бронежилеты. И они бросили в меня гранату. К счастью, на мне по приказу шефа тоже был бронежилет. Стояла убийственная августовская жара, а я в бронежилете! Несколько осколков гранаты попало мне в ворот. Мы тоже открыли стрельбу, но никого не убили. Там они и остались, мы уже не хотели их преследовать. Важнее было посмотреть, что там с шефом. Между тем он разминировал автобус и приказал столкнуть его с дороги. Откуда тут взялись журналисты, мне уж совсем непонятно! Как только появились, начали снимать, так всё это на плёнках и сохранилось. А шеф, не обращая ни на что внимания, строго и решительно отдаёт новую команду:
— Ну, теперь вперёд!
Как вперёд, нас всего шестеро! Но с ним не поспоришь — идём! Приближаемся к Врлике. Шеф приказывает:
— Вызывай Лисицу!
Это был начальник бронетанковой части корпуса, практически командующий того батальона — единственного, который был у нас. Шеф говорит:
— Свяжись, пусть Лисица приедет, посмотрит, разведает дорогу, по которой поведёт батальон в Синь.
Конечно, эта информация с быстротой молнии донеслась до Синя.
Когда мы уже были возле Врлики, то, пока шла небольшая перестрелка, я увидел, как усташи бегут по холмам… Они, вероятно, думали, что мы движемся с большими силами…
Входим мы во Врлику, наш солдат поднялся на колокольню католической церкви и сбросил оттуда усташескую «шаховницу». Меня будто чёрт дёрнул зайти в эту церковь. В ужас пришёл от того, что там увидел: в помещении справа, за алтарём, практически располагалась пыточная, ясное дело, для сербов. Все залито кровью. На полу — множество жутких приспособлений с наручниками, цепями, груда чего-то, похожего на дубинки, обшитые твёрдым пластиком, были и какие-то провода, и Бог знает сколько проволоки. И всюду кровь! Это было страшно…
Под этим помещением был как бы полуподвал, в котором мы обнаружили американский дивизионный полевой госпиталь. Практически полностью укомплектованный: стояли койки, оборудование для анестезии, хирургии, абсолютно всё… Кроме того, здесь была складирована тонна лекарственных препаратов. Среди них был морфий — пакетов 100–150 точно, которые мы позднее переправили в книнскую больницу.
Здесь мы обнаружили и местного католического священника, изображавшего из себя миротворца, будто бы защищающего от нас свой народ. На что ему Ратко сказал:
— Мы сюда пришли не для того, чтобы кого-то убивать, грабить, порабощать. Мы сюда пришли как люди.
Прежде всего мы отправились разблокировать эту деревню, так как у нас была информация, что неподалёку отсюда, в деревне Отишич, около трёхсот жителей сербской национальности подвергаются самым суровым изуверствам.
Младич опять с помощью своего великолепного мегафона призвал весь народ вернуться, заверив, что с ними ничего не случится. И действительно, люди через какое-то время, минут через пятнадцать, начали потихоньку возвращаться домой. Правда, только женщины, старики, дети. Мужчин не было… Мы двинулись дальше. Ни здесь, ни потом никто в нас ни разу не выстрелил.
