Анатолий подробно изложил цель своего приезда. Перечислил рапорты, посланные им совместно с комиссаром Черкуновым в штаб армии. Резко высказался о саботажниках и выразил уверенность, что бойцы его полка скоро смогут получить горячую пищу.
— Все? — спросил невозмутимо Носович.
— Все! Хватит и этого! — горячился Анатолий.
— А почему вы бросили полк в такой ответственный период? издевательски спросил Носович.
— Во главе полка оставлен мною комиссар. И я уже доложил вам, что сегодня ночью мы получили разрешение отойти в резерв на двое суток. Я снова возвращаюсь к своей просьбе. Прикажите, чтобы кухни для полка были немедленно высланы.
— Ничем не могу помочь вам, — сухо ответил Носович.
Железнякова не смутили ни холодный прием, ни слова относительно отлучки из полка. Но этот бездушный ответ его взорвал, и он повышенным голосом произнес:
— Я категорически требую…
Железняков не закончил фразу.
По тревожному звонку в кабинет стремительно вбежало несколько вооруженных бойцов. Растерявшийся от такого неожиданного оборота дела, Железняков сразу умолк. Он выбежал из кабинета и умчался обратно в свой полк.
Утром следующего дня был передан приказ об отстранении Железнякова от командования Еланским полком.
Густые грозовые тучи, с вечера закутавшие Елань, ночью проливным дождем обрушились на землю. Молния рассекала черный мрак. Канонада, не умолкавшая в окрестностях Елани несколько последних недель, прекратилась.
В маленьком деревянном домике собрались друзья по полку Железнякова. Они бурно обсуждали создавшееся положение.
— Я не понимаю, товарищи, чем вызвано такое отношение к полку, недоумевал Анатолий. — Поведение Носовича меня просто поразило. В том, что в штаб затесались какие-то сволочи, не может быть сомнения! Но ведь так действует помощник командующего фронтом!
Первым заговорил комиссар полка Черкунов:
— Положение на фронте тяжелое. И об этом надо помнить каждую минуту. В полку поднялось брожение. Надо срочно провести по всем ротам и батальонам беседы, разъяснить красноармейцам, что произошло… Бойцам надо сказать всю правду.
Прибывший вместе с Железняковым с Балтики матрос Наумов резонно заметил:
— Но как объяснишь солдатам, что их командир отстранен от командования за заботу о них? Снова заговорил Черкунов:
— Мы разъясним бойцам, что произошло недоразумение и в ближайшее время Железняков снова вернется в строй. А я уверен, что это именно так и будет.
— А если не будет? — сказал Железняков.
— Тогда мы поставим вопрос перед ЦК партии, — ответил Черкунов.
На следующий день раненый Киквидзе пытался успокоить Железнякова, сидевшего у его кровати.
— Не горюй, Толья. Как-нибудь уладим. Черт возьми, и надо же было случиться такой истории, когда меня подстрелили! — Киквидзе взял руку Анатолия. — Я уверен, что все уладится, что виной всему твоя горячность. Ты правильно сделал, что выступил перед бойцами. Пусть они знают все. А теперь вот что, Толья: кати в Балашов к самому командующему фронтом Сытину. Попытайся поговорить с ним. Попроси его от моего имени. Поезжай…
— Попробую…
В тот же день Железняков стоял перед адъютантом Сытина.
— Мне нужно поговорить с командующим.
— Не могу пропустить.
— Мне необходимо объяснить…
— Не могу, не приказано, — отвечал адъютант.
— Вы доложите командующему о моем приезде, тогда он и прикажет! Что вы отвечаете за него: «Не могу, не могу!»
— Нельзя ли повежливее? — возмутился адъютант. — Здесь вам не Кронштадт!
— Что-о-о?! — пораженный такими словами, протянул Железняков, делая шаг вперед. — Здесь не Кронштадт?! Что это значит?! — уже крикнул он.
Испугавшись угрожающего тона Анатолия, адъютант попятился назад:
— Хорошо, сейчас доложу…
Но к Сытину Железнякова так и не пропустили.
Адъютант, выйдя из кабинета, сказал:
— Командующий приказал передать, что если вам надо что-то сообщить, подайте рапорт…
В обстоятельном рапорте на имя командующего фронтом Сытина Железняков смело написал, что думал: «Действия и решения, которые в последнее время принимаются вами и вашим штабом в отношении дивизии Киквидзе и, в частности, в отношении Еланского полка, напоминают мне линию поведения предателя русской армии генерала Сухомлинова во время мировой войны в 1915 году…»
Ответа на свой рапорт Железняков не получил. Через Киквидзе он узнал нерадостное известие:
— Мне сообщили, что из Балашова послан срочный рапорт о тебе… Что-то здесь неладно. Говорят, что к рапорту приложено специальное дело. Тебя обвиняют в самовольном захвате вагона с медикаментами на станции Алексиково…
— С какими медикаментами? — удивился Железняков.
— Было дело такое. Но тут ты ни при чем. Когда еще формировали полк, мои ребята перед отступлением обнаружили в тупике вагон с медикаментами. Чтобы он не достался казакам, его быстро разгрузили и все роздали по полкам, — разъяснил Киквидзе.
— Что еще пишут эти провокаторы?
— Ты помнишь, когда приезжал к нам Подвойский?
— Конечно, помню. Мы тогда еще с ним говорили о Петрограде…
— А через два дня после отъезда от нас Подвойского на него было совершено покушение. При крушении дрезины ему перебило ключицу… Говорят, что Подвойскому написали, будто ты с группой каких-то анархистов виновник покушения…
Железняков настолько был потрясен, что в первый момент не нашелся даже, что сказать. И лишь после того, как понял всю чудовищность услышанного, гневно воскликнул:
— Собачьи головы! Да как же я мог совершить покушение на товарища Подвойского? Мы вместе с ним в прошлом году штурмовали Зимний! А потом вот еще что. Если покушение было где-то под Тамбовом, как же я мог попасть туда?! Ведь ты же знаешь, Васо…
— Знаю, все знаю. Никуда ты не отлучался из Елани. Я уже написал начальнику штаба фронта Ковалевскому о вагоне с медикаментами… и что ты ни в коем случае не можешь быть причастен к покушению на Подвойского.
Бои шли. Железняков рвался на позицию. Просился рядовым. Но Киквидзе доказывал, что надо обождать. Неизвестность томила Железнякова.
— Черкунов советует мне ехать в Одессу. Украина сейчас поднялась на борьбу против немецких оккупантов. Там хватит работы… — говорил Анатолий, сидя у кровати Киквидзе.
Успокаивая своего друга, раненый комдив советовал:
— Подожди. Вот придет ответ на мой рапорт, тогда и решим, что делать дальше.
В это время вошел адъютант и вручил командиру дивизии секретный пакет.
С тревогой следил Анатолий за выражением лица Киквидзе, словно предчувствуя, что дело касается его.
