Ознакомительная версия.
Впрочем, командование «голубой дивизии» смотрело на события с большой степенью трезвости: «Мы жили в это время ожиданием предстоящего наступления на Ленинград… — писал в своих мемуарах командир дивизии генерал Эстебан Инфантес. — Уверенные в победе, мы с нетерпением ожидали начала предстоящей операции, но вдруг поступили первые сообщения о сражении под Сталинградом! Как только мы осознали поражение немцев и увидели, что германские войска уходят с нашего участка фронта на юг, мы поняли, что ход войны изменился, и мы наступать не будем… Сперва ушли подразделения тяжелой артиллерии, затем пехотные дивизии, транспортные средства и др. На нашем участке фронта остались только дивизии, предназначенные для обороны»[236].
«Мы» — означает командование дивизии, высшие офицеры, специальная подготовка которых и общий уровень образования были значительно выше уровня основной солдатской массы. Но какие бы ни были сомнения у офицеров, перед строем рядовых они охрипшими, срывающимися голосами говорили, что при всех условиях «Германия выиграет войну».
Вот страницы уже цитировавшегося дневника: «…Холодные и неспокойные ночи… В окопах тревоги беспрерывны, и принимаются всякого рода меры, чтобы предупредить сюрприз русских. Ночью, когда я наконец заснул, несмотря на разрывы русских снарядов, авиабомбы упали так близко от моего дома, что, выскочив на улицу, я увидел, что исчезла крыша помещения, в котором находились запасы боеприпасов нашей дивизии… Остается несомненным, что легкие и громкие триумфы достаются все труднее… В дивизии по-прежнему царит нервное предчувствие грядущих неизбежных атак. Сегодня (27 декабря), например, пронеслись слухи о довольно важных военных операциях, которые якобы должны скоро начаться.
Никто не знает, кто будет атаковать первым, но, по всей вероятности, наши военные приготовления имеют цель сдержать русское наступление, а затем ответить мощной атакой на одном из флангов дивизии…».
Январские записи 1943 г. свидетельствуют о нараставшем с каждым днем напряжении. «Тревоги в секторе дивизии, можно сказать, стали постоянными. Это война нервов, которая изматывает даже наиболее крепких людей. Часы неописуемого напряжения с вечно натянутыми нервами в ожидании противника, лучший союзник которого — внезапность. Но русские не атакуют испанцев. Страх? Простая случайность. Время — высший судья, расшифрует тайну неподвижности нашей дивизии… Сейчас остались позади мирные дни у Ильменского озеpa. Война начинает становиться жуткой реальностью; в шуме и грохоте сражений на обоих флангах дивизии война становится с каждым днем все более ожесточенной, неумолимо приближая час великих решений»[237].
Тревожные ожидания оправдались. Утром 12 января 1943 г. артиллерия и авиация Волховского и Ленинградского фронтов и Краснознаменного Балтийского флота обрушили на позиции врага лавину стали и огня. Началось наступление советских войск. А уже к 18 января командующий немецкой 18-й армией генерал-полковник Линдеман вынужден был отдать приказ о том, чтобы каждая дивизия его армии на других участках выделила для закрытия прорыва по одному пехотному батальону или артиллерийской батарее. Командование «голубой дивизии» послало в район Мги 2-й батальон 269-го полка, который считался одним из лучших и наиболее боеспособных в дивизии.
В феврале 1943 г. настала очередь и для всей дивизии. 10 февраля войска 55-й армии нанесли удар по врагу из района Колпино на Красный Бор. К 12 часам дня Красный Бор был освобожден. По словам перебежчика, солдата 263-го полка, удар, нанесенный советскими войсками 10 февраля в районе Красного Бора, произвел на испанцев удручающее впечатление. Военнопленный, солдат 262-го полка, взятый в плен 3 марта в районе Путролово, рассказал, что «последние бои были сильнейшим испытанием для испанцев, они понесли колоссальные потери, были уничтожены целые батальоны…». Война, и особенно последние бои, по словам пленного, сурово отразилась на сознании даже солдат-фалангистов, фанатически верящих в силу Германии. В результате боев на Колпинском участке фронта 262-й полк, понесший особенно большие потери, был с линии фронта снят и отведен на укомплектование. «На следующий день (И февраля. — С. П.) бои разгорелись с новой силой. Противник спешно подтянул к Красному Бору резервы. Наше наступление замедлилось»[238], — за этими лаконичными строками, которые авторы исторического очерка, посвященного Ленинградскому военному округу, уделили февральским боям в районе Красного Бора, стоит, по существу, разгром «голубой дивизии». После боев под Красным Бором от дивизии осталось меньше половины ее состава. Но зато ленинградцам осталась от дивизии память особого рода. Вот что записал в своем дневнике год спустя писатель Л. Лукницкий, увидевший город Пушкин сразу после его освобождения: «Длинный флигель Циркумконференции завален навозом, двери из комнат в коридор вырваны, в каждой из комнат — стойло ддя лошадей. Это сюда указывала стрелка у Третьего пруда, на которой написано по-испански «Caballos alpaso» и намалевано изображение лошади. Бродяги из испанской эсэсовской «голубой дивизии» устроили здесь конюшни!» Близ Павловска — новые следы «голубой дивизии»: «На одном из уцелевших каменных домов на Слуцком шоссе черными буквами размашисто намалевано: «Villa Asturias». Здесь происходили оргии фашистских молодчиков Франко, который напрасно старается уверить цивилизованный мир в том, что Испания не имеет никакого отношения к Восточному фронту»[239].
Серьезные потери «голубой дивизии» во время зимнего наступления Красной армии на Ленинградском фронте еще больше сгустили атмосферу пессимизма в Мадриде, вызванную итогами Сталинградской битвы.
Всего лишь за год до этого, 9 июня 1942 г., между Франко и новым послом США в Испании К. Хейсом после вручения верительных грамот состоялась примечательная беседа (кроме Франко присутствовали Суньер и официальный переводчик барон де ла Торрес). Хейс спросил, может ли Франко спокойно относиться к такой перспективе, как господство на всем континенте нацистской Германии с ее фанатическим расизмом и антихристианским язычеством. Франко ответил, что это не совсем приятная перспектива для него самого и для Испании, но он надеется, что Германия сможет пойти на какие-то уступки западным державам и установить какого-либо вида «баланс сил» в Европе. «Франко настаивал, что опасность для Европы и Испании исходит не столько от нацистской Германии, сколько от русского коммунизма. Испания не столько желает победы «оси», сколько поражения России»[240]. Статус «невоюющей стороны», разъяснил Франко, означает, что Испания не является нейтральной в борьбе против коммунизма, прежде всего в войне между Германией и Советским Союзом, с другой стороны, Испания не принимает участия в конфликте между «осью» и западными державами. Испания, по его словам, не питает вражды к США.
Ознакомительная версия.
