в конце концов остановились на компромиссе, который сработал: канун Рождества у нас, а день Рождества – у других родителей.
По традиции в канун Рождества мы отправляемся в церковь Сент-Джозеф. Там проходит служба, организованная специально для детей, которая завершается визитом Санты, а потом мы едем домой на грандиозный ужин. Я украшаю стол венками, гирляндами и свечами и кладу рядом с каждым прибором небольшой подарок, например календарик или безделушку с монограммой. Все остаются у нас на ночь: дети набиваются в цокольный этаж и долго там хихикают, а взрослые расходятся по «своим» комнатам, хотя никто из них давным-давно с нами не живет.
Рождественским утром мы открываем подарки и делаем сэндвичи с беконом, яйцами и сыром, чтобы всем было чем перекусить на пути к другой половине своих семейств. Когда все уезжают, в доме становится слишком тихо, и остаток дня я обычно провожу со своими сестрами. Это идеальный компромисс, потому что мы все получаем то, чего хотим, пусть и не всё сразу.
Как и во многих других аспектах родительства, такие жертвы – это в то же время благо. Какая-то часть нас хочет, чтобы дети всегда в нас нуждались, всегда были рядом, всегда предпочитали наш способ сворачивания носков и всегда думали, что родители – самая важная часть их жизней. Но мы знаем, что в таком случае они не стали бы взрослыми и не смогли бы жить своей собственной полной жизнью. Успех в родительстве означает подготовку детей к выходу в большой мир и отделению от родителей. Вы пытаетесь дать своим детям все, чтобы в один прекрасный момент они смогли дать все уже своим детям. Я думаю, каждому родителю бывает больно осознавать, что в жизни того, кого он так сильно любит, настала пора пересесть на заднее сиденье, но в конечном итоге это невысокая цена за счастье детей.
И я также осознала, что, хотя мои дети больше не нуждаются во мне так, как нуждались когда-то, сохранение единства нашей семьи в первую очередь ради внуков всегда будет одной из моих обязанностей. Отношения – сложная штука, и иногда, как бы люди ни старались, они не складываются. Ужасно видеть, как люди, которых ты любишь, борются в своих браках, и особенно тяжело, когда в это вовлечены дети. Однако несмотря на разбитые сердца, мы должны стремиться к тому, чтобы внуки чувствовали себя защищенными и любимыми. Наш дом открыт для всех: Наоми может привезти друзей на уик-энд, Мейзи – заехать позаниматься, а маленький Хантер – приехать порыбачить.
Я думаю, каждому родителю бывает больно осознавать, что в жизни того, кого он так сильно любит, настала пора пересесть на заднее сиденье, но в конечном итоге это невысокая цена за счастье детей.
За долгие годы мы создали множество традиций, и одна из моих обязанностей – поддерживать их. Даже в самые беспокойные времена они являются нашей спасительной соломинкой. Я никогда не понимала, насколько важны празднования дней рождения и рождественские списки, пока они не стали единственным, что осталось неизменным в нашей жизни.
Возможно, мне и не удалось достичь уровня мудрости бабушки Джейкобс, но за годы я многому научилась. Наверное, меня нельзя приводить в пример в учебных пособиях, но я действительно люблю делиться своими увлечениями и интересами с внуками. Я поняла, что лучший способ помочь им сориентироваться на жизненном пути это самой быть открытой для новых знаний и новых возможностей.
В Конго мы с Финнеган с удивлением обнаружили, что, несмотря на трагедии, из-за которых возник госпиталь Панзи, он не является местом скорби.
В Конго мы с Финнеган с удивлением обнаружили, что, несмотря на трагедии, из-за которых возник госпиталь Панзи, он не является местом скорби. Въезжая в его ворота, мы ощущали, как меняется воздух вокруг нас. Это был оазис любви, место, где случаются чудеса, где женщины возвращаются к жизни. У доктора Муквеге была обезоруживающая улыбка и низкий, успокаивающий голос, который помогал пациенткам почувствовать, что они под присмотром и в безопасности. Переходя из палаты в палату, мы видели, как матери играют с детьми. Они собирались компаниями, звучал смех. Женщины, подвергшиеся самому бесчеловечному насилию, которое только можно вообразить, лишенные достоинства и здоровья, в госпитале Панзи создавали семью и в этой семье обретали исцеление и убежище. Глубины их боли заполнялись благодарностью к этому доктору, который сложил и соединил кусочки их сломанных жизней, и новым сестрам, тетушкам и бабушкам, которые помогли им вновь стать единым целым.
Идя по открытым галереям, мы с Финнеган слышали сильные, полные надежды, мелодичные голоса окружавших нас женщин и девушек. А повернув за угол, мы увидели визуальное воплощение стойкости, силы и счастья, которое с той минуты всегда со мной: группа женщин, одетых в яркие шали и юбки всех цветов радуги, пела и танцевала, приветствуя нас. Я не понимала слов, но я слышала радость в их голосах. Позже мы узнали, что реабилитационный центр так и называют – Город Радости.
Перед поездкой в Конго я сказала Финнеган, что она сможет в любой момент отойти в сторону, что ей необязательно сидеть на всех обсуждениях и слушать рассказы во всех душераздирающих подробностях. Но она ни разу не напомнила мне об этом. Она хотела учиться, хотела знать правду и увидеть все своими глазами. Несколькими годами позже госпиталь Панзи стал темой ее школьных эссе. Я очень горжусь тем, как она вела себя в столь юном возрасте, ее нежеланием отворачиваться и тем, что даже через несколько лет она помнила все подробности и тот урок, который был преподнесен нам обеим в тот день: для того, чтобы вознестись на вершины сострадания, надежды и любви, порой приходится заглянуть в бездну зла, совершенного людьми.
Недавно мы с Джо брали Наоми и Финнеган на спектакль «Убить пересмешника» на Бродвее. После спектакля, за обедом в итальянском ресторане Carmine’s – по традиции родом из их детства, – мы говорили обо всем, что изменилось за последние годы. Девочки уже не были детьми: Наоми училась в школе права, а Финнеган – в колледже. Они очень осознанно воспринимали окружающий их мир. Было удивительно и странно сидеть с ними при свете свечей и разговаривать как со взрослыми. И видеть мир по-новому – их глазами.
То же самое произошло и с малышом Хантером. Как и Бо, маленький Хантер обожал все военное. Когда происходила закладка подводной лодки ВМФ США «Делавэр», символической «крестной матерью» которой я имела честь быть, мне хотелось, чтобы внук был рядом. Мы увидели, где будет строиться боевая субмарина класса «Вирджиния», и Хантер засыпал наших сопровождающих весьма осмысленными вопросами. Он выглядел старше своих десяти лет в своем матросском костюме и весь сиял от гордости, когда мои инициалы написали
