в депрессию. Она возила мужа по коридорам госпиталя, посадив малыша в слинг, и подшучивала над ним, заставляя смеяться. Я видела, как он держал жену за руку, наклонившись к ней всем телом, как смотрел на нее, говоря о трудностях восстановления, – он получал от нее столько энергии!
Многим мужьям и женам, таким как Брианна, пришлось в одночасье стать экспертами в управлении сложным оборудованием для ухода, в развитии медицины, в начислении ветеранских льгот и в оказании юридической помощи супругам.
Однако, несмотря на большое количество людей, борющихся за свое здоровье и даже за жизни, госпиталь Уолтера Рида не был печальным местом. Оглянувшись вокруг, вы могли увидеть чудеса современной медицины, например пожать механическую руку героя войны. Почти в каждой палате ощущались положительный настрой и стойкость наших военных, мужчин и женщин. Они не желали признавать свое поражение. Они не позволяли трагедии определять их судьбу.
Примерно через год после знакомства с Брайаном и Брианной я встретила еще одного человека, потерявшего обе ноги. Он сказал мне, что временами не может думать ни о чем, кроме тех вещей, которых никогда больше не сделает. Боль и чувство утраченных возможностей были слишком сильны, и он потерял надежду. Но потом его взял под свое крыло еще один солдат, и они стали вместе проходить процедуры и играть с мячом в спортивном зале. Постепенно этот человек стал осознавать, что не все потеряно. Благодаря новому другу у него появилась надежда. И кто же стал его вдохновителем? Это был Брайан.
Всего через год после потери ног Брайан буквально расцвел. Он нашел для себя новую миссию: помогать своим раненым братьям и сестрам по оружию двигаться вперед. Это было не то поле боя, на которое он стремился когда-то, но именно то, где он был нужен больше всего.
Я поймала себя на мысли, что езжу в госпиталь не потому, что обязана, а потому, что мне нравится проводить время с этими людьми, образующими одну большую семью. Они все были связаны друг с другом военной службой, и мне тоже было легко устанавливать связь с теми, кого я там встречала. Поэтому время от времени я собираю своих сотрудников и некоторых друзей, и мы отправляемся в госпиталь устраивать ужин.
Мы привозим скатерти и свечи – потому что какой же ужин без свечей? – и готовим домашнюю еду: курицу в горшочках или чили с кукурузным хлебом. Иногда мы приглашаем какого-нибудь знаменитого шеф-повара: Джеффри Закаряна, Санни Андерсон или Сэма Касса. К нам присоединяются жены сенаторов и офицеров высшего ранга. Нам хочется дать пациентам и их семьям возможность побыть в том мире, который они знали до госпиталя, до ранений, до Афганистана и Ирака. Нам хочется поделиться с ними частицей дома.
И мы надеемся, что скоро они действительно окажутся у себя дома.
В первый год вице-президентства Кирстен Уайт и Карлос Элизондо, двое членов моей команды, в понедельник, перед Днем благодарения, решили положить начало новой традиции. Мы попросили администрацию дать нам список пациентов, которые достаточно мобильны, чтобы куда-то поехать, и выделить автобус для них и членов их семей. Мы купили пару здоровенных индеек и при помощи компетентных сотрудников – на нашей «промышленной» кухне – приготовили невообразимую гору еды: фаршированные индейки, картофельное пюре, сладкий картофель, клюквенный соус, зеленую фасоль в горшочках, пироги с тыквой и яблоками. Мы открыли несколько бутылок вина, а в центре стола сделали композицию из тыкв.
Неважно, кто ты и откуда, мы все связаны главной человеческой потребностью – потребностью в пище. Еда, на мой взгляд, – это любовь. Как сказал великий Энтони Бурден [24], «еда, возможно, не является ответом на вопрос о том, как сохранить мир, но мир с нее начинается». Открыть свой дом для общего застолья – это было лучшее, что я могла придумать, чтобы поддержать наших подопечных.
Неважно, кто ты и откуда, мы все связаны главной человеческой потребностью – потребностью в пище. Еда, на мой взгляд, – это любовь.
Когда гости приезжали, они поначалу были скованны и немного нервничали. Мы с Джо всегда встречали их у двери. Все были при параде, готовые к серьезному мероприятию, ведь они ехали на встречу с вице-президентом и второй леди. Капеллан открывал наш ужин прекрасной молитвой, а потом все чинно приступали к еде. Однако к концу ужина дети уже, смеясь, бегали вокруг стола, а родители непринужденно болтали, не отказывая себе в лишнем кусочке пирога. При свете свечей мы все были просто семьями, которые сидят за столом и рассказывают истории.
В первый год мы пригласили мать молодого парня, который был в коме после ранения в голову при взрыве. Она планировала к нам присоединиться, но у ее сына резко поднялась температура, и она не смогла приехать. Я думала о ней весь вечер, и когда последний гость ушел, решила, что нужно сделать еще один, финальный бросок. Я позвала Карлоса, нашего секретаря по социальным вопросам, и еще нескольких сотрудников, вместе мы упаковали остатки угощения, чтобы отвезти их в госпиталь. Большинство больничных палат было ярко освещено флуоресцентными лампами, но мать солдата сидела в темной комнате, где светился только экран телевизора. Было такое ощущение, что это тревога матери за сына поглотила весь свет вокруг. Она приняла угощение и молча обняла меня. Когда я уже собиралась уходить, женщина улыбнулась и прошептала: «Я бы хотела, чтобы вы увидели моего сына».
Когда мы вошли в палату, у меня перехватило дыхание. На голове парня была вмятина в том месте, где была утрачена часть черепа, глаза ввалились, под ними темнели круги. Мне не нужен был врач, для того чтобы понять, что этот человек находится между жизнью и смертью. Мать подошла к его кровати, я приблизилась с другой стороны, и мы стояли так, под действием притяжения человека, находившегося между нами. Она попросила меня помолиться вместе с ней. Мы взялись за руки и просили Бога о чуде, которое вернуло бы ее сына к жизни. Я не могла себе представить, какую боль она испытывает. Я могла лишь догадываться о ней по напряженным губам, по тяжелому дыханию. Мы закончили молитву, я подошла к ней, чтобы обнять ее. Между нами происходило нечто, что было невозможно описать словами, – возможно, осуществлялась некая связь между двумя солдатскими матерями. И ничего не нужно было говорить. Я оставила мать у постели сына, и мы молча пошли к машине.
Через год мы снова устраивали ужин в честь Дня благодарения. Той женщины уже не было в госпитале Уолтера Рида, поэтому она к нам не присоединилась. Но за столом был кое-кто, кто ее знал: симпатичный молодой человек в ярко-красной бейсболке. Это был веселый и разговорчивый парень, который пришел со своей
