загородный пансионат, позабыв их в пустой «Горбушке». Пришлось провести эту ночь в танцклассе, на пыльных спортивных матах.
Поначалу между рокерами ощущалась взаимная антипатия. Питерцы показались «Разным» чересчур манерными: модные стрижки, сапоги-«казаки», странные словечки. Те, в свою очередь, приняли харьковчан за «сельских скоморохов». Этот холодок не смогла растопить даже совместно распитая бутылка портвейна.
Наутро ситуация изменилась. Едва продрав глаза, Чиж уселся за старенькое пианино и начал «виртуозить» фрагменты из Гершвина, сбацал регтайм, забавные частушки-куплеты. Свое попурри он завершил пародией на супермодную «Ламбаду» — такой издевательской, что все вокруг захихикали.
— Я обалдел, мне стало крайне любопытно, — вспоминает Сергей Наветный, бывший ударник «КД». — Я стал тискать его товарищей, а они с гордостью говорят: «А он у нас еще и на барабанах супер играет! И, типа, на гитаре — царь!..»
С «Кошкиным домом» харьковчане встретились буквально через пару месяцев. Поводом стала трагическая смерть Игоря «Гани» Ганькевича, лидера группы «Бастион». С этим любимцем одесской рок-тусовки Чиж познакомился в августе 1989-го в Днепродзержинске, на фестивале «20 лет Вудстоку» (он подменял заболевшего басиста в харьковской группе «Генеральные переживания»). Вечером рокеры накрыли в гостинице стол, за которым знакомились и долго пели друг другу свои песни. Когда компания рассосалась, Чиж ушел в номер и вскоре услышал стук в дверь.
— Открываю — стоит Ганя: «Ты что делаешь?» — «Да спать, наверное, лягу». — «Ладно, это фигня, пойдем поговорим». Мы вышли в коридор, сели, открыли бутылку вина и очень долго проболтали. Помню, Ганя посмотрел на меня и говорит: «Знаешь, ты очень светлый человек, от тебя исходит какая-то белая, солнечная энергия». Он был первым, кто мне об этом сказал. До этого я даже не задумывался, кто я, чего я, — пою себе и пою... За эти часы мы сблизились необыкновенно. Он даже характером, говорят, был похож на меня. Когда вернулся в Харьков, говорю Ольге: «Теперь, если в Одессу поедем, “вписка” есть! С парнем познакомился, клянется, что “впишет” завсегда!»
Но в конце июня 1990-го в Харьков пришло сообщение: Ганя поднял непосильный груз (он работал докером в порту), надорвался и умер. В августе в Одессе прошла акция «40 дней» [65]. Помянуть первого президента рок-клуба собралось больше тридцати рок-групп со всей страны. По приглашению «Кошкина дома» туда приехали «Разные люди».
После концертов «котята» пригласили харьковчан на дачу в курортное местечко Каролина-Бугаз. Здесь рокеров ждали море, шашлыки и трехлитровые банки с дешевым местным вином.
— В тот момент, — вспоминает Наветный, — мы возродили в нашем кругу пение песен друг другу. Это не были студенческие посиделки у костра. Скорее, это напоминало состязание, ристалище. Гитара кочует по кругу: «Ага, теперь наш ответ Харькову...» Те, кто знает слова, — подпевают, остальные ложечкой подстукивают. Серый тогда пел «Ассоль». Это была самая главная песня для меня в тот период. Я ходил и пел ее сам про себя, сам для себя. Все просили обязательно ее исполнить. Это песня, от которой плакал Игорь Березовец. А уж он человек, слез которого не видел никто и никогда...
Березовец был директором «Кошкина дома» и студенческим другом Наветного. Они вместе бегали на лыжах в спортивной секции, где тренером был Березовец-старший, часто мотались по спортивным сборам и соревнованиям. В начале 1990-го Наветный, игравший тогда в группе «Нате!» (ее отцом был Слава Задерий, бывший участник «Алисы»), всерьез увлекся сольным проектом и уехал к своим друзьям в Иваново, чтобы записать на их студии свой первый альбом. Березовец, который в то время занялся коммерцией, был единственным человеком, кто начал ему помогать. Вплоть до того, что финансировал приезды в Иваново сессионных музыкантов. В конце концов он стал директором группы Наветного «Стиль и Стюарты Копленды», которая была ориентирована на создание качественной поп-музыки.
— Мы пытались выскочить на поверхность, — говорит Наветный. — Игорь бросил весь свой бизнес и решил реально заняться продюсированием музыки. Как все новички, он учился с нуля — он ничего не умел, никаких связей в шоу-бизнесе у него не было.
Когда Наветный параллельно стал играть в «Кошкином доме», он уговорил Березовца взять под свою опеку еще и эту группу. Поначалу тот просто путешествовал с «котятами» по фестивалям, изучая рок-н-ролльное закулисье, а потом согласился взять на себя роль администратора. Никогда не жалевший ни горла, ни кулаков, он придавал коллективу дополнительную энергию и силу. Его встреча с Чижом под Одессой стала судьбоносной — парень из Харькова, по словам очевидцев, «вставил» Березовца капитально [66].
— В нашей среде Чиж был очень популярен — среди музыкантов рок-н-ролльной тусовки «незвездного» уровня, второго плана, — говорит Макс Ланде, экс-гитарист «Кошкина дома». — Было понятно, что рано или поздно Серега будет востребован широкой аудиторией. Непонятно было только, почему этого не происходит... Впрочем, понятно: жизнь в Харькове не предполагала выхода на широкую аудиторию. Продюсерская жилка Игоря не давала ему покоя, и он на практике стал устранять эту несправедливость.
Но Чиж, по его словам, тогда не обращал внимания на директоров. С детства тяготевший к барабанщикам, он общался в основном с Наветным. Тем более что тот оказался таким же безумным коллекционером-филофонистом. Еще больше их сблизили совместные концерты в Харькове, после которых музыканты «КД» остались на неделю погостить у Чижа.
— Жили они небогато, — вспоминает Наветный. — Время было финансово стремное, неблагополучное. На столе — макароны, магазинный холодец. Но я не помню особых проблем со стороны Ольги на этот счет — ну вот, мол, остались люди, самим тут жрать нечего!.. Серега на эту тему тоже не «парился». Он не думал о деньгах никогда. Когда они появлялись — покупал пластинки, бобины, что-то еще, то есть тратил их на музыку. И я не был свидетелем, чтобы Ольга сильно возражала.
(В другой раз деликатные питерцы привезли с собой целую сумку консервов, и Ольга Чигракова кормила их рыбным супом.)
На вечерних посиделках Андрей Селюнин спел под гитару свою «Идиллию», которую Чиж потом не раз просил повторить. Этот монолог Рокера, обращенный к своей Подруге, был очень уместен в стенах «Тихого уголка»:
...И бережно ставя в угол гитару,
Ты скажешь: «Во всем виновата она!..»
Меня от всей души рассмешит
До слез твой по-детски наивный укол.
Я знаю, что ты и сама влюблена
Не меньше меня в рок-н-ролл.
Летом 1990-го на Грушинском фестивале кто-то из бардов спародировал известную песню
