Ознакомительная версия.
26 августа
При невыясненных обстоятельствах выпал с балкона собственной квартиры и разбился насмерть управляющий делами ЦК КПСС Н. Е. Кручина.
26 августа
Пресс-секретарь Президента РСФСР П. И. Вощанов предупреждает о возможности пересмотра границ между Россией и теми республиками, которые не подпишут Союзный договор (имеются в виду претензии на Северный Казахстан, Крым и часть Левобережной Украины). Заявление почти сразу отозвано.
Егор Гайдар «Гибель империи»
Угроза того, что развитие событий на постсоветском пространстве пойдет по югославскому сценарию, была реальной… Слова Вощанова вызвали у руководителей Казахстана и Украины крайне болезненную реакцию: они восприняли их как шантаж.
2 сентября
Открывается Съезд народных депутатов СССР. Съезд принимает Закон о государственных органах СССР на переходный период, для согласования позиций образован Госсовет в составе Президента СССР и высших должностных лиц республик.
Итак, о последствиях ГКЧП и о той новой реальности, которая начала возникать на пространстве СССР после трех дней в августе 1991-го.
Несмотря на то что в центре нашего внимания события послеавгустовские, нам с вами, Руслан Имранович, не обойти темы и сюжеты, касающиеся собственно самого путча. Многие из очевидцев и участников, с кем мне довелось поговорить, с чьими воспоминаниями и свидетельствами случилось ознакомиться, практически единодушно сходятся в оценке вашей роли в развитии событий как весьма заметной и существенной – в смысле политическом, организационном, мобилизационном. Одно только ваше предложение сделать из здания на Краснопресненской набережной, из Белого дома, штаб сопротивления дорогого стоит.
Так вот какие эпизоды в ряду событий тех трех дней вам запомнились лучше и отчетливее остальных? Какие из них вы считаете наиболее принципиальными или решающими, если угодно?
Это три эпизода. Два эпизода связаны непосредственно с президентом Ельциным и один эпизод – с Председателем Верховного Совета СССР Лукьяновым.
Первый эпизод. Сообщение о ГКЧП в 7 часов утра (19 августа 1991 г. – Д. Н.) произвело на меня очень сильное впечатление. В Архангельском мы, семьи Хасбулатовых и Ельциных, жили рядом, по соседству. Накануне я вернулся из Сочи, а Ельцин – из Алма-Аты. Я его встречал, довольно поздно разошлись. На следующий день у меня намечалось заседание Президиума Верховного Совета Российской Федерации, на котором я планировал собрать всю делегацию для подписания нового Союзного договора с Горбачевым и согласовать позиции. Не все устраивало меня в этом договоре. Например, Горбачев предлагал уравнять права российских автономий с правами союзных республик. Это вообще-то означало раскол Российской Федерации, полный ее развал. Поэтому я хотел, чтобы вся наша делегация (а она была большая: в нее входило несколько председателей, руководителей областей, краев, мэры Москвы и Петербурга, и у всех были разные мнения) была единой. Ну, а чтобы у нас не было разброда и шатаний на переговорах с Горбачевым в Кремле, я хотел согласовать и достаточно жестко продекларировать наши официальные позиции в этих вопросах, в частности мои и Ельцина.
И когда я услышал про этот вот переворот, я буквально ворвался в дом Ельциных. Наина Иосифовна (супруга Б. Н. Ельцина. – Д. Н.) стояла в гостиной растерянная, понурая, Коржаков был на улице. Наина Иосифовна мне сказала, что Ельцин наверху. Я быстро вбежал по лестнице наверх и застал Ельцина сидящим на краю кровати. Как говорили революционеры-профессионалы в 1920-х годах, он был уже обезоружен. Растерянный, обрюзгший, передо мной сидел глубокий старик, который уже, как мне казалось, был ни к чему не готов, ни к какому сопротивлению. Я говорю: «Борис Николаевич, вы слышали о перевороте? Вы что в таком виде? Одевайтесь, приведите себя в порядок. Нам же надо начать борьбу». Он говорит: «Все потеряно, Крючков нас обыграл. Скоро нас с тобой арестуют». Я говорю: «Что значит “арестуют”? Драться надо, а не сдаваться. Собирайтесь немедленно. Вы же только что прибыли из Алма-Аты, звоните Назарбаеву, звоните Кравчуку, с военачальниками переговорим. Невозможно сдаваться! Полтора года мы с вами какие-то интересы России отстаивали, а теперь сдаемся? Что скажет история о наших действиях? Вы что, Борис Николаевич, так нельзя!»
Приобнял его дружески, говорю: «Пять минут вам на сборы». Сам спустился, начал давать указания Коржакову, кого вызвать и прочее. И тут же сказал, что в доме Ельциных мы организуем штаб для первичной отработки задач.
Насколько я понимаю, там же, в Архангельском, писалось первое обращение к гражданам России по поводу происходящего…
Да, воззвание, обращение к народу. Я его и писал. Вскоре стали собираться соратники: Силаев, депутаты, министры. Человек десять нас собралось, и я предложил сразу же начать: «У нас мало времени, у меня в 11:00 президиум, у нас один час, если нас до этого не арестуют. Давайте мы начнем с воззвания к народу нашему, что мы не согласны с ГКЧП». Честно говоря, все были растеряны, подавлены. Я взял ручку и начал писать это обращение. Буквально 15–20 минут ушло на это обращение, позже оно разошлось именно в рукописном виде в миллионах экземпляров по всему миру, у нас ведь там не было ни техники, ни машинисток, ни секретарей: тогда жили скромно, по бюджету. Кстати, надо отдать должное Ельцину – он очень быстро собрался после того, как я его встряхнул.
Второй эпизод тоже с ним связан. Во вторую ночь переворота вдруг врывается ко мне в кабинет Коржаков и дурным голосом кричит: «Руслан Имранович, к президенту!» А у меня в это время в кабинете были Попов[64] и Лужков[65], которые, опасаясь, что их арестуют на рабочих местах, перебрались ко мне. Я подумал: что-то там случилось с Ельциным. Быстро побежал в его большой кабинет – я его потом в течение двух лет занимал, тот самый, который будет кабинетом Путина (в бытность В. В. Путина Председателем Правительства России с 2008 по 2012 г. – Д. Н.). Это огромный, конечно, зал. Вхожу в дверь и вижу: Коржаков уже на том конце кабинета в комнату отдыха дверь открывает, говорит: «Сюда, сюда». Я в комнату отдыха, а через нее – к лифту.
Внутреннему, персональному, который из кабинета ведет прямо в подвал здания …
Да. Спустились. Я говорю: «Что случилось?» Он: «Сейчас, сейчас, Руслан Имранович, Ельцин вас проинструктирует». Спустились в гараж, смотрю: там человек пять-шесть, в основном помощники Ельцина и охрана, расхаживают вдоль огромного «ЗИЛа». Ельцин сразу подошел ко мне и говорит: «Руслан Имранович, нам надо срочно спасаться в американском посольстве. Через полчаса будет штурм, нас приказано расстрелять». Вы знаете, у меня буквально голова закружилась, но не от какого-то там страха, а от ярости. Но я себя сдержал и сказал очень спокойно: «Борис Николаевич, правильное решение, вы у нас единственный президент, вы и спасайтесь. А у меня здесь 500 депутатов». Не стал разводить никаких дискуссий, нажал на кнопку вызова лифта, вошел в него и поднялся наверх. После этого Ельцин тоже отказался от бегства.
Ознакомительная версия.
