Нет письменных свидетельств о другой группе, которую Александр должен был подготовить к чистке. Состояла эта группа из военачальников и командиров конницы, «друзей»-гетайров и гиппархов. Единственный намек, по которому мы можем судить о недовольстве ими Александра, – это полное их молчание в течение двух лет террора. Александр не забыл об их индийском мятеже, о том, что, когда он обратился к ним за поддержкой, они не проронили ни слова. Не забыл и аплодисментов, которыми они встретили речь Кена. Эти «порфироносные повелители», делившие с царем ужин, сломились, должно быть, в результате слежки за ними царственного параноика. Инцидент в Описе дает возможность почувствовать ситуацию. Когда Александр мрачно удалился в шатер и составил указ, согласно которому персидские аристократы должны были влиться в его окружение, он, скорее всего, ненавидел таких полководцев, как Пердикка, Птолемей и пр.
В своей речи в Описе Александр напомнил войскам о том, что нынешним благоденствием они обязаны ему. Согласно Плутарху, Александр держал такую же речь и перед своими сподвижниками. Александр щедро вознаградил их, лично заботился о каждом военачальнике и часто журил за возраставшую изнеженность. Плутарх пишет:
Он [Александр] видел, что его военачальники изнежились и роскошь их превысила всякую меру, питались они одними деликатесами. Теосец Гагнон носил башмаки с серебряными гвоздями. Леоннату привозили на верблюдах песок из Египта: он натирался им, когда шел в гимнасий.[27] У Филоты скопилось так много сетей для охоты, что их можно было растянуть на сто стадиев. При купании и натирании друзья царя чаще пользовались благовонной мазью, чем оливковым маслом, повсюду возили с собой банщиков и слуг, которые готовили им постель. За все это царь журил своих приближенных. Александр высказывал удивление, как это они, побывавшие в стольких жестоких боях, не помнят о том, что потрудившиеся и победившие спят слаще побежденных. Разве не видят они, сравнивая свой образ жизни с образом жизни персов, что нет ничего более рабского, чем роскошь и нега, и ничего более царственного, чем труд? «Сможет ли кто-либо из вас, – говорил он, – сам ухаживать за конем, чистить свое копье или свой шлем, если вы отвыкли прикасаться руками к тому, что всего дороже, – к собственному телу? Разве не знаете, что конечная цель победы заключается для нас в том, чтобы не делать того, что делают побежденные?» Сам Александр еще больше, чем прежде, подвергал себя лишениям и опасностям в походах и на охоте. Но его друзья, разбогатев и возгордившись, стремились только к роскоши и безделью, они стали тяготиться скитаниями и походами и постепенно дошли до того, что осмеливались порицать царя и дурно отзываться о нем. Сначала Александр относился к этому очень спокойно. Он говорил, что царям не в диковинку слышать хулу на свои благодеяния.
Приведенные слова Плутарха в высшей степени примечательны. Они раскрывают отношение Александра к командирам перед походом в Индию. Ну как же, ради их же пользы беспокоится из-за разгильдяйства, желания почивать на лаврах, наслаждаться плодами прежних завоеваний. Такое отношение Александра можно понять. К тому времени они сожгли Персеполь, вынули сердце Персидской империи, отомстили за причиненные им обиды, приумножили царское состояние. Перспектива похода на край Земли не казалась им более привлекательной. Подобно всем солдатам на свете, в каком бы веке те ни жили, командиры считали, что работу свою они честно исполнили, и теперь хотели пойти домой. Призыв Исократа, изложенный в его «Обращении к Филиппу» и касавшийся объединения греческих городов против персов, исполнен. Такие настроения военачальников были чужды Александру, и в результате, вместе с усиливающейся у царя паранойей и желанием делать все по-своему, создалась опасная обстановка.
Индийская кампания к тому времени была закончена. Кен подытожил отношение военачальников к сложившемуся на тот момент положению вещей; им больше ничего не надо, они хотят домой, пора насладиться плодами побед. Если Александр хочет продолжения военной кампании, пусть идет домой, собирает новое войско и идет с ним, куда захочет. Настроения Кена были поддержаны в более слабой степени одним из его бригадных командиров – Мелеагром. Александр только что вручил щедрые дары индийскому принцу Таксилу. Мелеагр прокомментировал этот поступок так: жаль, что Александру пришлось проделать весь этот долгий путь до Индии для того лишь, чтобы одарить там одного человека. Александр ответил, что завистливые люди вредят сами себе. Происшедшее свидетельствовало о негодовании высокопоставленного военачальника, изможденного тяжелыми походами и считавшего, что к вражеским командирам царь относится куда лучше, чем к нему, честно исполняющему свой долг. Несмотря на вскипевшую ярость, Александр был достаточно хитер, чтобы понимать: сердца командиров, таких как Мелеагр, ему уже не принадлежат. Воевали они уже девять лет, на их глазах погибали друзья, им довелось перенести ужас Гедросии. Они не могли не видеть, что их товарищи – Парменион, Филота, Клит, Каллисфен, Кен, Клеандр – и другие люди, выполнявшие труднейшие задания Александра, паля жертвой царя, стоило им хоть чем-то ему не угодить. Они были свидетелями чистки армейских рядов по возвращении Александра из Индии, слышали в Описе зловещую угрозу царя – распустить армию и набрать варваров. Конца войне не было видно. Александр планировал новые кампании. Кроме Кратера, Александр не назначил никого из ближайшего своего окружения сатрапом или губернатором. Александру наверняка требовались македонцы-военачальники, только вот он им не доверял. Если они шли за ним, то он до поры до времени относился к ним благосклонно, приглашал на пирушки, но в случае проступка на их место тут же ставил персов. Все они согласились бы с Аррианом, что жажда завоеваний у Александра была ненасытной.
Плутарх ясно дает понять: когда в 323 году до н. э. Александр вошел в Вавилон, он уже более не доверял своему окружению. Чувство это было взаимным. Бунт у реки Гидасп (Джелам) усилил недоверие. Вскоре после того инцидента, планируя выход из Индии по суше и по морю, Александр советовался с Неархом, кто, по его мнению, мог бы возглавить флотилию в Индийском океане. По зафиксированному в письменном источнике свидетельству Неарха – командующий флотом был о себе необычайно высокого мнения – царь ни в ком не был уверен, чтобы поручить столь важную миссию.
Неарх говорит, что Александр обсуждал с ним, кого следует назначить командовать флотилией. Называлось то одно, то другое имя. Александр отвергал одних за то, что они не хотят рис ковать ради него своей жизнью; о других говорил, что у них заячье сердце; третьи слишком хотели побыстрее прийти домой, в результате возражения вызвали все кандидатуры.
