Плутарх ясно дает понять: когда в 323 году до н. э. Александр вошел в Вавилон, он уже более не доверял своему окружению. Чувство это было взаимным. Бунт у реки Гидасп (Джелам) усилил недоверие. Вскоре после того инцидента, планируя выход из Индии по суше и по морю, Александр советовался с Неархом, кто, по его мнению, мог бы возглавить флотилию в Индийском океане. По зафиксированному в письменном источнике свидетельству Неарха – командующий флотом был о себе необычайно высокого мнения – царь ни в ком не был уверен, чтобы поручить столь важную миссию.
Неарх говорит, что Александр обсуждал с ним, кого следует назначить командовать флотилией. Называлось то одно, то другое имя. Александр отвергал одних за то, что они не хотят рис ковать ради него своей жизнью; о других говорил, что у них заячье сердце; третьи слишком хотели побыстрее прийти домой, в результате возражения вызвали все кандидатуры.
Этому свидетельству, судя по всему, можно доверять. Беседа Александра с Неархом соответствует речи Кена на военном совете, да и речи, с которой в 324 г. до н. э. в Описе обращался к македонцам сам Александр. Первопричину недоверия следует искать в уже приведенном нами свидетельстве Плутарха, где Александр высказывается о стремящихся к роскоши военачальниках. Александр относился к коллегам с подозрением и ревностью. Оппозицию Александру – Филоту, Клита и Гермолая – связывало убеждение, что Александр присваивал себе всю славу, не признавая вклада других командиров. Не случайно то, что Птолемей, один из главных источников Арриана, подчеркивает собственные достижения при жизни великого завоевателя. Даже античные источники отмечают натянутые отношения Александра со своим близким окружением. Римский писатель Элиан в «Пестрых рассказах» приводит фрагмент, в котором Александр дает оценку своему командованию. Оценка эта не слишком лестная.
Александр, как говорят, по разным причинам завидовал своим сподвижникам. Ему не давали покоя опытность Пердикки в военном деле, полководческая слава Лисимаха, отвага Селевка, печалило честолюбие Антигона, досадовал военачальнический талант Антипатра, вселял подозрения гибкий ум Птолемея, страшили беспутность Таррия и склонность Пифона к новшествам.
Возможно, Александр и в самом деле щедро вознаграждал своих командиров, но ведь он обязан был им телом и душой. Тем не менее относился к ним с осторожностью, вскипал от ярости из-за их расхлябанности или упрямства. Я уже упоминал, как он отреагировал на смех Полисперхонта, которому показалось забавным то, что перс упал ниц перед царем. Квинт Курций рассказывает, как «Александр взъярился: ударил полководца, бросил его на пол и приказал лежать там, как и все остальные». У начальника армейского секретариата Эвмена он попросил взаймы, и когда тот, пожадничав, дал ему скромную сумму, Александр, разгневавшись, приказал спалить палатку Эвмена. Царь устроил такой же поджог, когда двинулся в Индию, чтобы освободиться от ненужного багажа, а также продемонстрировать свою решимость завоевать новые сокровища. Александр сжег собственные повозки с сокровищами и потребовал, чтобы его соратники сделали то же самое. Управлял он ими железным кнутом. Когда, рассорившись, Гефестион и Кратер пошли друг на друга с мечами, Александр вмешался и поклялся, что если такая сцена повторится, он лично убьет первым начавшего спор. Эфипп заявляет, что Александр «был очень жестоким человеком, не ставившим ни во что человеческую жизнь». В Эктабанах летом 324 года до н. э. неожиданно скончался Гефестион, и это событие еще больше омрачило душу царя. Военачальники, которые ссорились с Гефестионом, были страшно напуганы: а вдруг Александр вне себя от горя вспомнит ночью об их ссорах с покойным фаворитом? Они соревновались друг с другом, стараясь воздать Гефестиону самые высокие почести. Эвмен – по свидетельству Плутарха – особенно усердствовал. Об этом же пишет и Квинт Курций, он добавляет, что слезы приближенного, выступавшие ему на глаза всякий раз, как он проходил мимо могилы Гефестиона, могли быть поняты «неистовым царем» превратно, а потому Пердикка вовремя вмешался и предупредил Эвмена о возможных последствиях такого поведения. Как мы увидим впоследствии, горе Александра от потери фаворита могло произрастать не только от печали, но и от гнева и подозрений. Он распял на кресте врача, лечившего Гефестиона, а такую казнь персы устраивают предателю.
К моменту прибытия в Вавилон Александр потерял двух любимых своих командиров. Гефестион отправился к богам, а Кратер, возглавивший 10 000 ветеранов, ушел вместе с ними в Македонию. Он должен был выполнить секретный приказ – убрать Антипатра. Военачальники, не забывшие слов, произнесенных Александром в Описе, думали, должно быть: уж не стоит ли Антипатр первым на выбывание в царском списке? В 334 году до н. э. этот ветеран, командовавший еще в армии Филиппа, сыграл важную роль в переходе власти в руки Александра. Антипатр представил тогда Александра македонскому собранию и тесно сотрудничал с новым царем, помогая ему уничтожить Аттала, а также принимал активное участие в военных приготовлениях к походу через Геллеспонт. Александр фактически оставил Антипатра царем Македонии вместе со своей неистовой матерью, которая, возможно, получила от сына инструкцию приглядывать за Антипатром. Это был хороший шаг – разделение полномочий. Антипатр и Олимпиада боролись друг с другом до тех пор, пока царица и ее дочь, не выдержав, не отправились в самовольную ссылку в родное царство Олимпиады – Эпир.
Поначалу, казалось, что Александр рассматривает эту борьбу как составную часть политики. Мать свою он знал. К тому же Антипатр сыграл жизненно важную роль, и покуда «македонский волк» опустошал Персидскую империю, регент проделал отличную работу. Антипатр защитил Александра, когда Дарий по совету хитроумного военачальника Мемнона из Родоса проводил двуличную политику, дабы предотвратить македонское нашествие. Персидский царь надеялся отрезать Александра от его базы в Македонии и открыть второй фронт в Греции. Персы посылали деньги, корабли и людей Агису из Спарты, единственному правителю, отказавшемуся признать македонскую власть. Несмотря на постоянные споры с Олимпиадой, Антипатр блестяще решил проблему, одержав великолепную победу в 331 году до н. э. под стенами Мегалополя, разбил Агиса и его войско. Александр, казалось бы, должен был остаться доволен, но не такой это был человек: успех других он не признавал и окрестил победу Антипатра «мышиной возней».
Олимпиада засыпала сына письмами, которые, по свидетельству Плутарха, царь читал с усмешкой. Тем не менее ситуация со смертью Пармениона и казнью зятя Антипатра Линкестида драматически изменилась. Реакция Антипатра на уничтожение клана Пармениона процитирована в «Моралиях» Плутарха: «Если Парменион замышлял против Александра, то кому тогда верить? И если не замышлял, то что надо делать?»
