В преддверии Тегеранской конференции и приезда в Москву представителей Англиканской Церкви, имевших большое влияние на правительство Великобритании, а также из-за постоянного давления президента США Рузвельта, человека глубоко религиозного, Сталин решил встретиться с православным священноначалием. Поблагодарив митрополитов за патриотическую деятельность, он поинтересовался проблемами Церкви. Митрополиты указали на главные: избрание патриарха, открытие храмов и курсов для подготовки священников, освобождение духовенства из тюрем и ссылок, издание церковной литературы… Сталин обещал все просьбы удовлетворить, используя «большевистские темпы».
28 ноября был утвержден порядок открытия храмов и разрешено создать в Москве Богословский институт… Но крестный путь Русской Православной Церковью еще не был пройден до конца.
Спустя двое суток, 7 сентября митрополит Сергий со своей канцелярией переселился в бывший особняк немецкого посла в Чистом переулке, где с довоенных времен продолжала действовать хорошая подслушивающая аппаратура. 8 сентября состоялся Собор епископов, избравший патриархом Московским и всея Руси владыку Сергия. 17 сентября патриарх Сергий направил ходатайство об амнистии двадцати шести священнослужителей.
В начале ноября вышел первый номер «Журнала Московской Патриархии». Не дожидаясь «свободного воле-излияния» оставшихся в живых архиереев, нарком государственной безопасности В. Меркулов, как о чем-то уже решенном, информирует Сталина: «Завтра, 8 сентября, в 11 часов утра откроется Собор епископов, на котором будет проведено возведение митрополита Сергия в сан патриарха Московского и всея Руси».
Религиозные общины, не испугавшись преследования, буквально засыпали Совет по делам Русской Православной Церкви, возглавляемый чекистом Г. Карповым, прошениями об открытии храмов. Но почти на все ходатайства следовал ответ, что они отклоняются по причине переоборудования церковного здания под клуб рабочих, склад зерна или гараж. Среди других причин чаще всего встречается наличие в данном районе другой действующей церкви. В Москве, например, в 1943–1945 годах верующие обращались с обоснованными просьбами открыть несколько десятков храмов. Открыт был лишь один – Всехсвятский (возле метро «Сокол»), да и то уже в 1946 году (на оккупированных территориях немцы открыли 6500 храмов – 75 процентов от их общего числа).
Лишь один из архиереев был выпущен из тюрьмы и возглавил епархию. Более двадцати других, об освобождении которых, не ведая их судьбы, печаловался патриарх Сергий, оказались расстрелянными в 1937–1938 годах.
Духовенству запрещалось посещать госпитали и лично передавать подарки раненым бойцам («НКГБ СССР принял меры к недопущению впредь попыток со стороны церковников входить в непосредственные отношения с командованием госпиталей и ранеными под видом шефства»); совершать панихиды на братских могилах («Не следует давать разрешение на служение панихид на братских могилах, поскольку в них хоронились граждане различных вероисповеданий»); молиться вместе со своими духовными чадами, если община не зарегистрирована советскими властями.
Было подтверждено запрещение о передаче Церкви святых мощей, хранившихся в атеистических музеях. В инструктивном письме от 26 июля 1943 года председателя Совета по делам РПЦ Г. Карпова говорилось: «Никакого массового возвращения мощей церквам не может иметь места. Уполномоченным Совета не следует проявлять инициативы в части розыска мощей в Музеях и др. организациях».
Из программы духовных учебных заведений Министерство высшего образования потребовало исключить даже такие безобидные учебные предметы, как христианская психология, христианская педагогика, история философии.
Мощный подъем в годы военного лихолетья религиозных настроений народа сильно беспокоил партийные органы. Уже в сентябре 1944 года вышло постановление ЦК партии, в котором отмечалось, что «в стране оживилась деятельность Церкви, религиозные пережитки распространились среди части населения, особенно в районах, подвергшихся оккупации». В связи с этим предлагалось усилить пропаганду атеизма. И не только пропаганду. Чекист Абакумов с гордостью выполненного долга докладывал 25 июня 1948 года Сталину: «В результате работы органов МГБ по выявлению и аресту антисоветского элемента среди церковников и сектантов за время с 1 июня 1947 года по 1 июня 1948 года по Советскому Союзу за активную подрывную деятельность арестовано 1968 чел.».
Нет, не Сталин и его соратники вернули нашему народу православную веру, а простые русские люди, будь то священники, солдаты или труженики тыла, кого военные дороги и горе потери близких привели в храм. Возрождали веру и те, кто продолжал считать себя неверующим, но годы тяжелого испытания зародили в них уважение к тысячелетней религии предков.
Михаил Вострышев
Девятого марта, в день похорон, мы пришли в Колонный зал в девять часов. Сначала стояли в почетном карауле, потом прошли в зал… Сменялись последние почетные караулы – то играла музыка, то пел женский хор… Из задней двери вышли руководители партии и правительства и подошли к гробу. В эту же минуту маршалы начали брать подушки с орденами и медалями Сталина. И только тут я заметил, хотя несколько раз за эти дни стоял в карауле, лежавшие перед гробом в ногах эти подушки. Первую подушку взял Буденный, за ним стали брать другие. Гроб накрыли крышкой с полукруглым стеклянным или плексигласовым фонарем над лицом Сталина, подняли и понесли. Процессия двигалась медленно, мы шли в последних рядах ее, позади нас, еще через один или два ряда, шли дипломаты. Оглянувшись, я увидел, что некоторые из них идут в странно и даже нелепо выглядевших в этой процессии цилиндрах. Впереди у лафета были видны покачивавшиеся на головах лошадей султаны и четыре тонких солдатских штыка по четырем сторонам гроба. Напротив гостиницы «Москва», когда мы шли мимо нее, стало видно, как, поднимаясь в гору Красной площади, уже движется впереди процессия с венками. Траурный митинг начался, когда гроб поставили около мавзолея. Когда митинг кончился, и гроб внесли на руках в мавзолей, все по очереди стали спускаться туда. Еще стоя в Колонном зале, я несколько раз думал, почему именно так положены руки у Сталина; и вдруг, когда вошли в мавзолей, понял, что руки у него положены точно так же, как поверх френча были положены руки у Ленина.
Константин Симонов
В палате общин британского парламента 21 декабря 1959 года, в день 80-летия со дня рождения Сталина, с речью выступил Уинстон Черчилль, премьер-министр Великобритании в 1940~1945 и 1951–1955 гг. Он сказал: «Наш долг, господа, если мы хотим быть и оставаться во главе свободного мира, – знать и отдавать должное нашим противникам, особенно выдающимся личностям. Таким в этот день я хочу назвать генералиссимуса Сталина. Большим счастьем было для России, что в годы тяжелых испытаний страны ее возглавлял гений и непоколебимый полководец Сталин. Он был самой выдающейся личностью, импонирующей нашему изменчивому и жестокому времени того периода, в котором проходила его жизнь. Сталин был человеком необычайной энергии, с непоколебимой смелой волей, резким, жестким, беспощадным в беседе, которому даже я, воспитанный здесь, в британском парламенте, не мог ничего противопоставить. Сталин, прежде всего, обладал большим чувством юмора и сарказма, способностью точно воспринимать мысли. Эта сила настолько была велика в Сталине, что он казался неповторимым среди руководителей государств всех времен и народов. Иосиф Сталин производил на нас величайшее впечатление логически осмысленной мудростью. Он был непоколебимым мастером находить в трудные моменты пути выхода из самого безвыходного положения. Кроме того, Сталин в самые критические моменты, а также в моменты торжества, был одинаково сдержан и никогда не поддавался иллюзиям. Он был необычайно сложным человеком. Сталин создал и подчинил себе огромную империю – это был человек, который своего врага уничтожал руками своих же врагов.
