С возвращением Соединения и с прибытием группы Федорова у нас была установлена дисциплина и наведен порядок. Не было прежнего хаоса. Почувствовал себя безопаснее и еврейский семейный лагерь. Был случай, когда комиссар Плужников оскорбительно выразился в адрес еврейского семейного лагеря. Это дошло до генерала Бегмы, и он приехал в лес, где стоял наш отряд имени Ворошилова. Бегма пригрозил Плужникову расстрелом, и комиссар притих.
Особо дружеское отношение к евреям проявил Федоров-Черниговский. Везде, где он встречал блуждающих евреев, он принимал их без всяких проволочек. Некоторые евреи из семейного лагеря ушли в Рафаловские леса и вступили в отряды соединения Федорова-Черниговского. Он сам лично проявлял заботу о еврейских семейных лагерях. В своей книге о партизанских годах[65] Федоров говорит о вкладе евреев в партизанское движение. Он приводит эпизоды из деятельности еврейского врача Иоселевича и пожилого еврея, бывшего учителя, Семена Ароновича Левина.
Федоров пишет о тяжелой зиме 1941–1942 годов:
«Прокормить девятьсот человек не просто. Аппетиту всех — только дай. Работали много, и все на морозе. Расход энергии огромный. В таких условиях даже самый щуплый боец легко справляется с килограммом хлеба, а дай ему столько же вареной конины, он и ее съест. Все реже перепадали нам овощи. Молока и масла мы и совсем не видели. А так как лошадей тоже нечем было кормить, мы стали питаться преимущественно кониной.
В эти дни наш фармацевт, Зелик Абрамович Иосилевич, начал приготовлять настой из хвои. Я отдал приказ — пить его всем обязательно. От цинги только этим и спасались.
Настой из хвои был единственным лекарством, запасы которого никогда не истощались. Через несколько месяцев, когда сошел снег, Зелик Абрамович начал собирать травы, варить их, настаивать на спирту. А пока болеть просто не рекомендовалось»[66].
В той же книге Федоров пишет о Левине: «Примерно в то же время пришел в отряд старик шестидесяти пяти лет, беспартийный сельский учитель Семен Аронович Левин. Он недели две бродил по ближним селам и лесам, все искал пути к партизанам. А когда наконец ему удалось набрести на партизанскую тропу и попасть в отряд, он так изголодался и устал, что лежать бы ему, откармливаться и отдыхать. Седой, худенький, но бравого духа человек. Уже на следующий день он потребовал работы. Его послали на кухню — в помощь поварихе. Почистил он два или три дня картошку, приходит к командиру роты:
— Возьмите на боевую операцию, дайте повоевать… То, что стар, ничего не имею против, но испробуйте…
И добился своего. Принимал участие в нескольких боях. Помню, когда шли на операцию в Семеновку, за тридцать с лишним километров, старик всю дорогу прошел пешком. Ему предлагали:
— Сядьте в саночки, ведь вы человек немолодой, вас никто не осудит.
— Оставьте, я не хуже вас! — отвечал он почти что с возмущением. — Какие я имею привилегии? Если уж вы признали меня бойцом, то разрешите быть равным.
Только после того, как он уничтожил шестерых врагов, Левин согласился перейти в хозяйственную часть».
Безусловно, приход в окрестные леса генерала Федорова повлиял на улучшение атмосферы в наших отрядах, и невооруженные евреи семейного лагеря почувствовали себя равноправными гражданами партизанского края.
Глава 21
Редакция газеты «Червоний прапор»
При штабе нашего Соединения была создана редакция, которая, хотя и нерегулярно, издавала периодический орган «Червоний прапор». Название украинское, но три четверти статей писались на русском языке. Канцелярия штаба в приказах и радиограммах пользовалась русским языком. Члены штаба комиссар Кизя и полковник Кудояр, бывшие директора средних школ, разговаривали по-украински, а статьи свои писали по-русски.
Газета «Червоний прапор» стала выходить перед войной, как орган Ровенского областного комитета КПУ. Так и у нас, в лесах, на газете помещался подзаголовок «Орган подпольного комитета КПУ Ровенской области», а штаб Соединения назывался «Подпольный комитет КПУ Ровенской области».
Формат газеты был малый. Бумаги не хватало. Шрифта было мало — всего на одну страницу. После напечатания первой страницы наборщик должен был разобрать шрифт и приступить к набору второй страницы. Кроме того, приходилось ежедневно разбирать шрифт и складывать его в деревянный ящик, установленный на редакционной повозке — надо было всегда быть готовым к нападению врага. Шрифт оберегался как драгоценность.
Издавать газету ежедневно было невозможно. Это была очень сложная и кропотливая работа. Но все-таки при редакции «Червоного прапора» ежедневно издавались бюллетени Совинформбюро и сводки о положении на фронтах союзников. Несмотря ни на какие обстоятельства, стремились ежедневно что-нибудь напечатать. Таким образом, партизанская «пресса» не прекращала свое существование ни на один день.
Вместе с оружием на Дубницком аэродроме были получены также бумага и шрифт, в том числе и польский. Штаб Соединения стремился, чтобы «Червоний прапор» издавался регулярно и чтобы выпускалось также и польское издание. В Москве был создан Польский комитет освобождения во главе с генералом Берлингом[67]. Этот комитет был фактически временным правительством Польши, и после вступления Красной Армии на территорию Польши комитет должен был осуществлять государственную власть. Распоряжением Московского штаба нашему Соединению было поручено создать польские партизанские отряды. Стало актуальной задачей приступить к организации польского партизанского отряда имени Тадеуша Костюшко[68] и к изданию листовок на польском языке.
Еще перед уходом Соединения на аэродром его штаб приказал мне перейти работать в редакцию «Червоного прапора». Но ни я, ни штаб отряда не согласились с приказом штаба Соединения. Каждый партизанский отряд вел культурно-массовую работу, выпускал простейшим образом радиоинформацию и различные листовки, а также издавал стенные газеты. В отряде имени Ворошилова эту работу среди партизан и населения регулярно проводил я. У меня выработался определенный опыт, и партизаны относились к моим лекциям с интересом. Кроме того, мне не хотелось расставаться с евреями, с которыми вместе бежали из гетто и вместе организовали отряд.
Теперь, по возвращении Соединения, штаб потребовал, чтобы я немедленно перешел в редакцию. Кстати, к нам в отряд явился из леса специалист по радио, инженер Гофман, и он мог выполнять мою работу по приему радиосводок. К тому же времени к нам в отряд поступил партизан Иванов, советский гражданин, в прошлом журналист и лектор, имевший опыт культурно-пропагандистской работы. Оба эти партизана поделили между собой мои обязанности, а я перешел в редакцию штаба Соединения.
