Такими должны быть своему отечеству те, кто у нас весьма похваляется благородством и изобилием богатства. Священным учением словесных наук наставляемые и просвещаемые, они не только сами свои непохвальяые страсти могли бы одолеть, о внешнем украшении, подобно женам, не радеть и от сребролюбия и всякого лихоимства себя уберечь, но и других заставить подражать им как любителям подлинной богоугодной жизни.
(Из сочинения «Повесть страшна и достопамятна я о съвръшенон иночьском жительстве». — 5, л. 225–226)
[ «СВЯЩЕНСТВО И ЦАРСТВО»]
Священство я царство суть два величайших блага, от вышней божественной доброты дарованные людям: одно молитвами преподобных и чистых их рук воэдеянием молит всегда владыку всех за наши прегрешения, милосердным и удобопримиряемым делает его к нам; другое же советами премудрыми, всякими указаниями и наблюдениями властно и вместе с тем отечески заботится о подданных, направляет всегда царский скипетр к лучшему.
(Из послания Ивану Грозному «Главы поучителны к начяльствующим правоверно». — 3, л. 267 об. — 268)
[УМ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ]
Хотя и говорится, что ум человеческий создан по образу и подобию божию, однако на деле ничем он не отличается от воска и бумаги. Как на этих, кто какие хочет, такие и пишет письмена, так и человеческий ум: к каким обычаям и учениям приучишь его, или добрым, или злым, в тех же до конца пребывает и охотно принимает их.
(Там же, л. 269 об.)
[БЕСЕДА ДУШИ И УМА]
Душа. Ум мой любезный! С тобою ныне веду постоянную беседу. Весьма удивительным представляется мне, как ты, будучи подобным властелину некоему, твоим создателем поставленному, всеми жизненными силами моими и самыми крайними частями тела управляешь, подобно справедливому правителю крепкого града. Оттуда же, как некий искусный кормчий, все тело направляешь ты движением своих мыслей. Но, как возничий, сброшенный буйными конями, победы лишается, нередко же и самой жизни, так и ты, часто одержим омрачающей страстью, или губительной завистью, или гневом, или скорбью, тотчас смущаешься сильно и тяжко печалишься и обо всем постыдно тогда мудрствуешь и говоришь. Короче говоря, как бы не признаешь тогда всех: и родных, и друзей, и самых дорогих тебе. Чего ж не сказать более? Хулу беззаконную испускаешь тогда на самого единого преблагого…
Ум. […] Главное из сказанного услышь, о душа, и постарайся без лености делом совершить это. Как ранее сказано, забвение и непонимание истинного высочайшего блага весьма многую нечистоту страстей привносит в нас, и неисчислимым злом покрывает нас, и представляет как равных животным. Напротив же, частое воспоминание и напряженное размышление, сердечное горение и непрестанная любовь к тому священному и страстному желанию божественной похвалы, которая превыше всякого слова, достаточны не только чтобы даровать нам совершенный непоколебимый и кроткий нрав, но и еще самому в вышних царствующему укрепить нас, надежно спасаемых, и показать наследниками земли, на которой ноги кротких стоят, веселящихся божественным светом.
(Из диалога «Беседа души и уму по вопросу и ответу о еже откуду страсти ражаются в них, в том же и о божественем промысле и на звездочетцах». — 3, А. 151 об. — 152, 162)
[БЕСЕДА УМА И ДУШИ]
(Ум). Познаем, о душа, нашу славу и не уподобляем себя бездумно бессловесным животным. Не один ведь конец нам и им, душа, как и не один и тот же облик у нас. Им ведь свойственно всегда долу наклоняться и наполнять беспрестанно свои утробы произрастаниями земли; нам же, о душа, и сам вид прямого тела прекрасно сотворен премудрым художником. О прочих богоподобных красотах, которыми весьма боголепно украшена ты, умолчу, ибо они достаточно убеждают верить, что небо является нам отечеством, и гордиться тем, что самого всевышнего отцом имеем. Во имя этого будем стремиться всегда к горнему миру, где отец наш и обиталище наше находятся…
Не предпочитай же бездумно, о душа, тленного вечно пребывающим небесным благам, да не случится с тобою изреченное Гомером Меонидом[3], который говорит: неразумный человек тогда приходит в чувство, когда попадет в беду и уже не может помочь себе…
Да не прельстимся бездумно, о душа, суетным мудрствованием плотолюбцев, возымеем же сильным желанием жизни бесстрастной, целомудренного и достойного нрава держась. Зеркало[4], покрывшееся плотной ржавчиной, никак не отражает солнечного света, и душа, повинующаяся гнусным плотским страстям, не приемлет лучей света нетленного…
Так скорее, о душа, познаем себя и достойно своего предназначения да размышляем, не погружая себя в сон к леность, как будто в безмятежное плывем плавание. На страдания и на подвиги призвана ты вышним, чтобы бороться против невидимых врагов, и, тобою соблюдаемы, почести или, напротив, наказания заслуживаем мы по твоей храбрости или поражению.
(Из диалога «Словеса душеполезна зело внимающим. их, беседует ум к души своей, в том же и на лнхоимъство». — 3, л, 173–176 об.)
[ПРОТИВ АСТРОЛОГИИ]
И звезда полезна как божие творение, и ненависти к истине создатель в нее. не вложил, потому что он благ и творец всего доброго, а не злого. Ведь мы знаем многих в прошлом и теперь видим многих, которые, истинно просветившись, познали лживость следования звездным предсказаниям; этого бы не произошло, если бы они подчинялись принуждению звезд. Отсюда явствует, что самовластно существующим и со свободной волей создан человек по образу бога. Если же к нему свою мысль обратит, то никто с легкостью не отторгнет его от избранного, пока не отступит опять по своей воле, неведением добра навлекая на себя осуждение…
Ни Сократ, ни Платон, ни Аристотель, представляющиеся наиболее достойными и любящими истину эллинскими философами, никогда не склонялись к обманчивому гаданию по звездам, что ясно видно из их творений. Потому, как видно, и Аристотель, уразумев обман сей, который напрасно считается вышеуказанной наукой, посчитал его постыдным и ложным, сказав где-то в своих сочинениях о будущем бытии: это не окончательная истина и о таковом нет ни предвидения, ни науки.
(Из сочинения «Слово противу тщащихся звездозрением предричати о будущих и о самовластия человеческом». — 6, л. 162–164)
[ГРАММАТИКА КАК ПРЕДДВЕРИЕ ФИЛОСОФИИ]
Грамматика есть… учение весьма искусное у эллинов, ибо оно является началом постижения философии и потому нельзя в малых словах и в малое время уразуметь значение ее, но подобает сидеть у отменного учителя целый год, удалившись от всех житейских волнений и печалей, любить трезвость всегда и воздерживаться от всякого покоя, и чревоугодия, и сна, и винопития. И то учение у. нас, греков, весьма искусно, не то, что у вас, поскольку у нас издавна были великие и премудрые философы, которые для себя создали речь весьма изощренную и преукрашенную выражениями, трудно понимаемыми даже нами, греками.
