Я постарался припомнить, что видел в путешествиях по земле. Множество площадей! Можно сравнивать. Красная площадь… Я не увидел нигде большей красоты, строгости и своеобразия. Допускаю: так же может сказать житель Рима, Пекина и Праги – сыновнее чувство в сторону не откинешь. Но, даже строго приглушив его, стоишь на своем: лучшая на земле площадь!
А что касается сыновнего чувства, то оно питается не только красотою в сказку сплетенных камней собора, гордостью башенных шпилей и строгостью Мавзолея, ритмом кирпичных зубцов на стене и красным светом башенных звезд. На площади живет Время. Именно ощущение Времени заставляет сердце стучать не так, как обычно. Заметить, как течет Время, нельзя, даже тут, на площади, под большим кругом золоченых часов. Человеческий глаз не может уловить движение стрелок, не может заметить, как растут ели у Кремлевской стены, как под ботинками идущих стираются камни. Но мы чувствуем на площади глубину Времени. Мы говорим: «Древние камни». Любопытно, что, встретив в горах камень, мы не говорим, что он древний, хотя природа творила его в одно время с камнем, положенным в кремлевскую башню. Древность камня определяется тем, что он видел. Дожди, наверно, в первый же год вымыли с белых камней кровь Степана Разина. Но Лобное место помнит тот день, когда под топором покатилась голова российского бунтаря. Поднимитесь по стертым ступеням, взгляните в седину белого круга – и вы почувствуете: камни все помнят.
Кажется, она вечно стоит, эта площадь. Но все имело начало. Недавно вели раскопки в Кремле. Обнаружились старые кладки, еще глубже копнули – остатки деревянной башни, еще глубже – следы хижины древнего сапожника. А еще ниже в земле нашли только еловые и сосновые шишки – лес шумел на том месте, где лежит мощеная площадь и стоит Кремль. Почти тысячу лет человеческих страстей, бунтов, праздников, пожаров и подвигов помнит площадь. Это много – тысяча лет: ведь даже последние пятьдесят оставили столько следов на площади! На башнях вместо орлов появились звезды. На площади страна оставила жить самого дорогого ей за всю историю человека. Через площадь мимо Мавзолея (намеренно через площадь!) прошли в сорок первом защитники Москвы. С площади – прямо в окопы! Мы помним этот день со снежной поземкой. Скрип замерзших сапог по камням и сжатые зубы: «Будет и на нашей улице праздник». И Красная площадь дождалась праздника. Солдаты вернулись и на камни бросили вражеские знамена…
Все это обязательно вспоминаешь, когда проходишь под золоченым кругом Спасских часов. Все это дает право назвать сединами белый камень кремлевских башен. Хранительница минувшего, площадь намечает нам и глубину завтрашних дней. Дорогое слово на Мавзолее и свет кремлевской звезды над площадью – это наш путь, наша жизнь.
…Вот она, наша Главная Площадь. Снимок сделан из окна вертолета. Может быть, это и не самая лучшая точка, с какой можно увидеть площадь. Но мы видим ее по-новому и тоже прекрасной.
Самое дорогое место нашей земли. Отсюда во все стороны уходят дороги. Сюда со всех сторон наши дороги сходятся. Отсюда мы начнем путешествие по стране.
Снимок сделан с помощью «Аэрофлота». Командир вертолета – В. Колошин.
Фото автора. 10 июня 1966 г.Широка страна моя…
Помню, в детстве бабка по утрам опускалась перед образом на колени и шептала всегда одну и ту же молитву: «Хлеб наш насущный, дажди нам днеси…» Слова непонятные, но я знал: бабка говорит с богом о хлебе…
Первое самое раннее воспоминание: едем с поля. Высокий воз со снопами. Я сижу на самом верху. Видно спину лошади. Воз плавно качается. Летают комары, скрипит телега. Пахнет пылью. Запах теплых спелых снопов…
Когда мне было пять лет, отец ушел работать в город. В городе он заслужил все почести рабочего человека – в доме у нас полсундучка отцовских почетных грамот. Но всю жизнь отец тосковал по земле. Я не ходил за сохой, но, странное дело, вздохи отца мне дороги и понятны…
В сорок седьмом после засухи не было хлеба. Собирали желуди, сушили и толкли лебеду. В селе у нас пухли от воды и умирали. Умирали в первую очередь самые крепкие и здоровые мужики. Мать вынула из сундучка и завязала в узел последнее, что было: два старинных, оставшихся от бабки холста, отцовские сапоги, вышитые божницы, сняла со стены часы… На Украине в Шепетовке за весь узел добра мы с отцом выменяли два пуда пшеницы. С тем и приехали. Хлеба не испекли. В чугун мать сыпала две горсти муки. Еду можно было пить кружкой. А когда поспел новый хлеб, мы с сестрой шли за комбайном и собирали оброненные ржаные колосья. Мать сделала маленький, с тарелку, хлебец, мы, ребятишки, сидели у печи и ждали: когда же? Мать достала хлебец, разломила и вдруг заплакала от радости, что может нас накормить. Не пережившим такие дни трудно объяснить, что нет ничего вкуснее куска хлеба…
«Без хлеба нет песен». Это только одна из многих пословиц о хлебе. В нашем языке сотни тысяч слов. Если подумать, что стоит за каждым из них, слово «ХЛЕБ» надо поставить на самое первое место. Древнейшая профессия на земле – хлебопашец. В египетской гробнице, простоявшей три с половиной тысячи лет, был найден печеный хлеб. Кусок окаменевшего хлеба хранится в музее Цюриха. Его нашли археологи в иле пересохшего озера. Шесть тысяч лет назад был испечен этот хлеб. В каменном веке, когда еще люди не знали, что такое металл, они уже сеяли хлеб…
Хлеб… Нет на земле важнее работы, чем вовремя бросить семена в поднятую землю и вовремя взять у земли поспевшие зерна…
Сейчас, когда летишь над равниной, видишь два цвета: зеленый – леса и сады, и желтый – хлеба. В степях желтизна – от горизонта до горизонта. Пролетая над степью, даже сверху чувствуешь, как на земле сейчас жарко. Дрожат, струятся прозрачно-стеклянные волны марева, а над комбайнами, если взглянуть против солнца, стоит белая пыль перебитой соломы. Вся степь в белых дымках.
Летим над Херсонщиной. Решаем с летчиками: сядем возле одного из комбайнов. Попросим воды, познакомимся. Делаем круг. Комбайнер, придержав машину, крутит над головой картузом: садись!..
Двое. Чумазые – сверкают только глаза и зубы. Знакомимся. Низбузинские. Отец и сын. Петр Андреевич и Анатолий.
– Давно вместе?
Переглядываются, картузами вытирают лица.
– Толик мне сначала харчи приносил на комбайн. А теперь уже шесть годов рядом. Уже отцу наставления делает.
Сын учится в Ново-Каховском сельскохозяйственном техникуме. Каждое лето, когда идет назначение на практику, Анатолия вызывает директор:
