Уцелел лишь мой кабинет, где и ютилась Анна Васильевна. Охрану виллы Черемных усилил.
На связи — Устинов. Закончив доклад по оперативной обстановке, я плотнее прижал телефонную трубку «булавы» к уху, ожидая реплики министра.
Пауза затягивалась… Видно, он в кабинете был не один, а, значит, с кем-то советовался. Затем сказал: — Одобряю. С выводами согласен. С действиями тоже. Доложите все это письменно…
И еще спросил:
— Чем помочь?
Министр понимал, что здесь, в ДРА, сейчас трудно…
— Разрешите обратиться к Юрию Владимировичу…
— На предмет?
— Граница… И запросить несколько спецбатальонов «Альфа», «Кобальт», «Карпаты» для борьбы с террористами и диверсантами.
— А с товарищем О. согласовали тему разговора с Ю. В.? — ворчливо спросил Устинов.
— Так точно! — выпалил я, а в душе вскипает: опять этот чертов товарищ О.!
Меня раздражает угодничество министра обороны перед Андроповым. Однако неприятной занозой сидит в моем мозгу и собственное — «Так точно!». Буду согласовывать с этим денщиком-дневальным Бабрака свои, действия… Черта-с-два! И все-таки стыдно за собственную малодушную ложь.
Пауза. Долгая пауза.
— Разрешаю. До свидания. — И щелчок «булавы».
Гражданский человек, а нюх на войну есть, молодец, — подумал я об Устинове.
Не медля ни минуты, по «вч» заказал спецкоммутатор и вышел на Андропова.
— Здравствуйте, Александр Михайлович, как вы там поживаете-можете?..
Поздоровавшись с Ю. В., я сразу перешел к докладу оперативной обстановки…
— Да-да, знаю-знаю, мне только что звонил Дмитрий Федорович, — я шестым чувством уловил загруженность Ю. В. и невозможность его долго разговаривать, — все будет решено положительно… Товарищ Спольников будет об этом осведомлен… Спасибо за доклад… Крепитесь. Мы о вас помним… В ЦК обо всем знают и одобряют ваши действия… Спасибо. До свидания!
…Да, в коротких и прямых ударах эти два министра, очевидно, были незаменимы и равных им в окружении Леонида Ильича не было. Сталинско-хрущевская школа и выучка. Характер и железная решимость в беспрекословном исполнении воли ЦК КПСС, воли Политбюро, то есть своей собственной воли.
…Через 5–7 суток Андропов принял положительное решение, и генерал Спольников отбарабанил:
— Девять батальонов! Три — «Альфа», три — «Кобальт», три — «Карпаты»! И вашим заместителем и моим тоже — едет генерал-лейтенант Макаров с небольшой опергруппой… Теперь — границу на замок! И террористам, и диверсантам… — он сочно выматерился.
Я попросил его поставить в известность посла Табеева, хотя, конечно, был уверен, что это он уже сделал.
Предстояло, как я и решил, нанести визиты всем членам ПБ ЦК НДПА, начиная с Бабрака и доложить им, как идет реализация плана, выработанного несколько дней назад по срыву массового террора и диверсий. Этим должны были заняться мы вчетвером — Рафи, Черемных, Самойленко и я. Скорее стабилизировать обстановку в стране, чтобы по крайней мере создать нормальные условия для весеннего сева — вот одна из основных забот.
Не забывали мы и о главном — оставалось несколько недель до открытия XXVI съезда КПСС. А ведь там, в Москве, будет даваться оценка афганских событий перед всем мировым общественным мнением… Да и Бабраку Кармалю надо будет выступить на съезде с победной речью.
Вероятно, это обстоятельство также учитывали пешаварские вожди, переходя к массовому террору и диверсиям в Афганистане.
Все, кроме Анахиты Ротебзак, дали согласие на встречу. Анахита пожелала, чтобы я принял ее и Голь Ака у себя в кабинете. Я дал согласие, предположив, что разговор будет непростым.
Беседы с членами руководства ДРА выглядели так: о боевых действиях докладывал Черемных, а о порядке установления народно-демократической власти в аулах — Самойленко. Рафи слушал, со всем соглашался и все одобрял. В заключение, для поднятия настроения членов руководства ДРА и их боевого духа я излагал суть моих последних разговоров с Устиновым и Андроповым и сообщал о задуманных нами и Москвой мерах по прикрытию гос-границы ДРА.
Все встречи прошли, приподнято, как обычно, с улыбками и поцелуями. Наиболее уверенным и оптимистичным выглядел, конечно, Бабрак Кармаль! «Щюкрен, шурави!.. Спасыбо…».
До сих пор для меня остается загадкой эта личность! Вне всякой логики, какой-то необъяснимый феномен! Страна в огне, гибнут сотни и тысячи его соотечественников, разрушается экономика государства, — а он спокоен, весел… Меня это поражало и настораживало, но до поры до времени я должен был это учитывать и… терпеть! Черемных, конечно же, повторял свое:
— Конька пора менять!
Закончив серию встреч с руководством, мы с опергруппой отправились — на трех БТР и трех БМП на учебный центр под Кабулом. Нужно было проверить как идет подготовка к запланированному там мероприятию.
Но прежде Черемных напомнил:
— Послезавтра в одиннадцать у вас будут Анахита и Голь Ака. Мороженое?
— Пяти сортов…
— Нам с Самойленко присутствовать?
— Нет! А тебе — особенно нет!..
— Почему?
— Из твоих глаз выскакивают желтые чертенята… Когда ты ее осматриваешь… Греха потом не оберешься…
— Ха-ха… Ха-ха… Уловили, поймали… Ха-ха… Ха-ха…
Короткий зимний день мы провели на учебном центре и вернулись в Кабул.
Ровно в одиннадцать часов, без стука открыв дверь моего кабинета и пропустив впереди себя Анахиту Ротебзак и генерала Голь Ака, вошли два моих боевых друга, два генерал-лейтенанта в форме, Черемных Владимир Петрович и Самойленко Виктор Георгиевич.
Анахита Ротебзак — в черном, английского покроя, костюме. Красный круглый шнурок у ее лебединой шеи небрежно стягивал белую блузку. Серебро волос высокой прически оттеняло красоту ее точеного моложавого лица…
Традиционно трижды — щека к щеке — поприветствовали друг друга, и с Голь Ака — тоже.
— Как приятно видеть вас, Анахита, среди этих суровых воинов… Надеюсь, в добром здравии и прекрасном настроении?..
Голь Ака перевел, и я заметил как по лицу гостьи промелькнула тень то ли тревоги, то ли недовольства.
— В моей стране проливается много крови… крови женщин и детей, — переводил Голь Ака, — и я по важному делу…
Я отбросил свой наигранно-любезный тон и еще подумал про себя: «старый охломон».
— Леди просит вашего фирменного чаю. А мне, кхе-кхе, как всегда, — рюмку коньяка, — гортанно произнес Голь Ака.
Черемных и Самойленко, откланявшись, вышли. И тут же в дверь вошли две наши русские официантки с подносами… Фрукты, сладости, чай и мороженое — опять пяти сортов! Я видел, что Анахиту это слегка встревожило, но не как в прошлый раз. Особенно — появление этих наших девушек: они были молоды и к тому же — красивы… А, как известно, женские красота и ум терпят поражение в конкуренции с молодостью. Анахита Ротебзак это чувствовала — она ведь была прежде всего женщиной, а уж потом — политическим деятелем. К тому же на этот раз, видимо, мы с Владимиром Петровичем перестарались — красавицы и мороженое не вписывались в возможную цель делового посещения Анахиты Ротебзак к Главному военному советнику. Век живи и век учись… Особенно дипломатическим тонкостям.
