— Через три часа.
— Почему не ночным?
— Не знал, как тебя оставить.
— Не волнуйся. Я отхожу, — соврал я.
Вечером после отъезда Автандила я более-менее отработал концерт, отказался от сауны и снова оказался один в номере. Я как чувствовал, что должен быть здесь. Мне позвонили. Один пацан, подвизавшийся первые месяцы в администраторах, запыхался. Он едва успел сказать о том, что Автандила арестовали. Пацан-администратор как раз был у него дома.
— Ты ничего не перепутал? — спросил я.
— Как я мог?! Все происходило на моих глазах…
Так, это начало. Они не зря треплются по телевидению и на страницах газет. Им все известно до мелочей. Они не собираются выглядеть клеветниками. Я набрал номер телевизионной Редакторши. Она готовила последний сюжет в детскую программу.
— Почему ты спрашиваешь, как дела?! — удивилась она. — Тебе все должно быть известно. Сюжет, ясное дело, сняли. Главный сказал, что до полного выяснения обстоятельств. Так что, потерпи, дорогой. Как проходят гастроли?
Полная идиотка. Или прикидывается. Я швырнул трубку и начал вышагивать по комнате. Кому я сейчас позвоню? Композитору? Да, у него есть кое-какие связи. Но кто сможет сейчас мне помочь, когда все покрыто полнейшим мраком?!
Я набрал номер Джалилы.
— Когда ты приезжаешь? — спросила она.
— Через два дня.
— Очень хорошо. Я многое слышала. Сразу же приезжай ко мне.
— Ты еще не все знаешь, — сказал я. — Сегодня взяли Автандила. Прямо с самолета. Пришел домой, а его уже ждали…
— Ничего страшного. Моих администраторов брали много раз. И меня тоже. Ты это знаешь, — сказала она, но без особого оптимизма.
— Ты когда-то обещала мне тюрьму. Вот и подошла моя очередь, — сказал я.
— Почувствовать дыхание камеры тоже не бесполезно. Ты многое пересмотришь в своей жизни. Я тебе говорила — понадобятся силы. Сейчас такое время. От них не очень просто отбиться. Все будет зависеть только от тебя. Я помогу. Ты из аэропорта — сразу ко мне. Ни в коем случае не ходи к следователю до встречи со мной. Вообще, как ты себя чувствуешь в эти дни?
— Хреново, Джалила, — признался я.
— Я тебе помогу… А себе не могла. Ситуация была пострашнее.
Я вспомнил. Ее долго таскали на Лубянку, в подвале выламывали руки. Джалила не рассказывала, в чем ее обвиняли, но дни она перенесла страшные.
— Спасибо, Джалила, я приеду сразу к тебе…
— А сейчас возьми и выпей. Никто еще не придумал лучшего для снятия стресса.
— Хорошо, я так и поступлю.
И в самом деле — надо напиться, до чертиков, так, чтобы забыть обо всем на свете.
Я позвонил в номер к Кречету.
— Ты что делаешь? — спросил я.
— Ничего. Жду обыска и арестов, — ответил он.
— У тебя отличное чувство юмора. Найди Валерия, его же ну, да и вообще всех наших. Скажи администраторам, чтобы штук семь коньяка стояло у меня на столе. Даю пятнадцать минут… Возьмите и Вику, с ней будет повеселее.
— Очень правильное решение. Хватит киснуть. Перед погибелью надо веселиться.
Он примчался минут через пять. В руке у него была бутылка «Наполеона».
— Где раздобыл? — спросил я. Рожа Кречета расползлась в улыбке:
— Фанатка подарила. Нашлась одна умная, а то все игрушки волокут.
— Тебе хорошо, тебя любят, тебя никто не посадит:
— Не грусти, если что… Будешь ежедневно пить «Наполеон». Я пройду сквозь любую стену….
Я налил себе полный стакан и махом выпил. Кречет смотрел на меня расширенными глазами.
— Ну ты даешь! — с восхищением произнес он. — Такого я еще не видел.
Облегчения не наступило, я выпил еще. Когда пришли все, я едва шевелил языком. Все, как обычно, принялись за треп и время от времени утешали меня.
Туман обволакивал меня все плотнее, мне хотелось сказать, чтобы они катились ко всем чертям, я не хочу никого видеть, но вместо этого я почему-то смеялся, говорил что-то невпопад, язык мой был просто оловянный. Стоп! Я знаю, что мне нужно: только женщина рядом, все равно какая, ведь я уже не в силах буду рассмотреть как следует ее лицо, но где, черт подери, ее взять?
— Послушай, Кречет, наверняка у тебя есть…
— Что?
— Неужели ты никого… В этом отеле… Без моего присмотра.
— Ты рехнулся… Настроения никакого… Хватит тебе пить.
Я рассмеялся:
— А что мне еще делать…
И вдруг меня осенило, полнейшего идиота и выпивоху, Вика. Она сидит с бокалом в руках и внимательно разглядывает меня. У нее округлые колени и длинные ноги, а в глазах какая-то чертятинка. Я подсел к ней поближе. Рюмка из моих рук грохнулась на пол и глухо разбилась.
— На счастье, — сказал Кречет. — Мне хочется спать.
Все остальные поплелись за ним к двери.
— Останься, — сказал я Вике. — Надо поговорить…
Я поднялся и повернул ключ в двери.
— Ты мне давно нравишься, — сказал я. — Если хочешь — любовь с первого взгляда. А что, ты мне не веришь?.. Я такой. Взял да и влюбился. А сейчас я хочу выпить за тебя… — Лучше не пей, — сказала она. — Тебе хватит…
— Давай отдохнем как следует, — пробормотал я и потянулся к ней.
— Тебе и в самом деле неплохо бы развлечься, но сделаем это в другой раз. И тебе будет приятнее, и мне… А сейчас не стоит. Ты смертельно пьян, Распутин. Лучше отдохни.
Она обхватила меня за плечи и повела к постели.
— Тогда поспи рядом… Мне страшно одному… Здесь много постелей…
— Хорошо, я побуду рядом.
Она помогла мне раздеться. Я не пытался заманить ее в постель. Меня в самом деле охватил ужас, от которого бросило в ледяной пот. Боже, Автандил сейчас в камере, в самой настоящей тюрьме, и все это не сон.
Вика выключила свет и сидела в полумраке на диване напротив.
— Ты спи… Я буду здесь. А завтра мне надо поговорить с тобой.
— О чем?
— Сегодня не стоит. Завтра утром. Закрой глаза и спи.
— Дай мне еще коньяку, — попросил я. Может, эта последняя рюмка свалит меня вконец, и я не смогу ни о чем думать.
— Не надо. Я прошу тебя…
— Хорошо.
Я отвернулся к стене и провалился в пустоту. Когда утром я открыл глаза, Вика сидела на диване напротив. Откуда она здесь? Я спросил ее об этом деревянным, нешевелящимся языком. Она сказала, что я попросил ее остаться, и она спала здесь, в этой комнате. Я принялся мучительно вспоминать, что было между нами, но так ничего и не вспомнил. Она принесла кофе, я сделал несколько глотков.
— Ночью ты упал с кровати, — сказала она. — Тебе было плохо… Ты стонал и задыхался. Хорошо, что я не дала тебе больше пить.
— Спасибо, — сказал я. И вдруг вспомнил — она о чем-то хотела рассказать мне.
