До встречи с ним я общался с некоторыми палестинскими руководителями. Они приходили ко мне в корпункт «Правды» в Каире. Однажды в мой «Опель Капитан» набилось человек пять. Я пошутил, что, наверное, везу будущего президента Палестинского государства. Слегка ошибся. Чуть позже кто-то из моих тогдашних пассажиров познакомил меня с Арафатом.
Мы впервые увиделись в 1968 году на палестинских позициях неподалеку от реки Иордан. Ясир, маленький, неказистый, чуть ли не волоком тащил автомат. Я сказал, что он очень похож на еврея. Арафат кивнул: «Мне многие об этом говорят». И процитировал Гамаля Абдель Насера: «Палестинцы и евреи двоюродные братья». Отличительной чертой Арафата было то, что, ненавидя в те годы Израиль, он не распространял это чувство на евреев. Не могу похвастаться, что сразу заметил в нем незаурядность, воскликнул: «О! Лидер!» Но уже при первом знакомстве с Ясиром мне понравились его уравновешенная манера общения, наблюдательность.
— А поздний Арафат? Насколько внутренняя эволюция повлияла на производимое им впечатление?
— Как вы считаете: человек, который сидит на чужой территории и стреляет по врагам, а те стреляют в него, и признанный президент, пусть не государства, но автономии — эти люди производят одинаковое впечатление? Одно могу сказать: вальяжности, важности в Арафате не появилось ни капельки.
Его эволюция и правда была огромной. На протяжении десятилетий руководя Палестинским движением сопротивления, Арафат на определенном этапе прекратил ставить целью вооруженную борьбу против Израиля. В начале семидесятых он задумался над возможностью создания палестинского государства не вместо Израиля, а на первых порах — наряду с ним. Это «на первых порах» исподволь тоже ушло. Арафат шаг за шагом отбрасывал не выдерживавшие соприкосновения с реальностью представления, оставаясь при этом палестинским националистом, патриотом, истово преданным делу.
Однако национализм Арафата не был таким оголтелым, как у первого председателя Организации освобождения Палестины Ахмеда Шукейри. Тот, никчемная личность, компенсировал это исступленными призывами уничтожить еврейское государство. А от Арафата никто не слышал призывов к джихаду, он никогда не был исламистом и не окрашивал в религиозные цвета борьбу палестинцев за свои права. Исповедовал ислам, являлся верующим человеком, но к политическому кредо это отношения не имело.
В последнее время он выглядел политиком, вписавшимся в новую эру, открытую мирным соглашениям с Израилем. Арафат был готов к компромиссам и в глазах палестинцев не выглядел отступником, ибо заслужил это право своим прошлым, честным участием в борьбе. Он пришел не со стороны, а из самой гущи своего народа. Такой авторитетный лидер мог позволить себе отказаться от военных планов решения проблемы, от экстремистского лозунга «сбросить Израиль в море». Лишь вес Арафата давал ему право поддержать в Осло переговоры с Израилем, подписать с Ицхаком Рабином мирное соглашение.
Кто спорит, Арафат многократно ошибался. Так, он не понял, что не стоит обострять отношения с Иорданией, пытаясь превратить ее в контролируемый Палестинским движением сопротивления плацдарм для вооруженных действий против Израиля. На стороне палестинцев была Сирия. Иорданию поддерживал Израиль. Арафат эмоционально объяснял мне в 1970 году, что многие офицеры королевской армии — палестинцы и они не поднимут руку на братьев. Я возразил: «Вы полагаете, израильтяне будут сидеть сложа руки? Они никогда не допустят, чтобы вы пришли к власти в Аммане». Так и произошло. Сирийцы двинулись к Иордании, израильтяне тоже. Сирийцы отступили, а вооруженные силы палестинцев были вынуждены покинуть Иорданию.
Арафат был неправ, поддержав вторжение Саддама Хусейна в Кувейт. Но здравый, гибкий человек, умел выходить из сложных ситуаций. Когда по поручению президента СССР я полетел в Багдад, чтобы прозондировать, вероятен ли вывод войск Саддама из Кувейта без войны, то решил совершить промежуточную посадку в Аммане. Мне хотелось посоветоваться с Арафатом. Тот мгновенно откликнулся на мою просьбу, прибыл из Туниса в Иорданию. После нашей беседы дал команду готовить свой самолет к вылету в Багдад, сказав: «Я постараюсь создать благоприятную почву для успеха твоей миссии». Примечательно, что через пару недель во время моей следующей поездки в Багдад окружение Хусейна пожаловалось: палестинцы по-настоящему не поддерживают Ирак.
— Много писали о том, что подчеркнуто неприхотливый Арафат — тайный богач (назывался даже размер состояния: три миллиарда долларов). Во всяком случае, именно он контролировал все палестинские деньги, мощные финансовые потоки, с разных сторон шедшие в автономию для улучшения ее нищенского положения. Разгул коррупции на Западном берегу и в Газе разве не вина Арафата? Это о репутации…
— Три миллиарда? Никогда не поверю. Я видел, как просто Арафат живет, как скромно вместе со всеми питается. У него была маленькая комната, в ней — железная кровать, письменный стол, лампа. Впоследствии суровый стиль жизни несколько изменился, но, даже став председателем Палестинской автономии, Арафат организовал свой быт очень по-спартански.
А то, что он контролировал палестинские деньги… Не делай Арафат этого, они уходили бы кому-то в карман. Контролировать поступающие средства, участвовать в их распределении, проверять, как они тратятся, не идентично коррумпированности. Разговоры же, будто Арафат подпольный миллиардер, чушь. Мало ли какие разговоры идут, кто про кого что говорит. Слухи могли запустить и израильтяне, хотевшие его «подорвать», и в свое время — американцы. Это активные мероприятия. Их всегда проводят против людей, которые кому-то мешают.
— Но, контролируя финансы, Арафат, получается, был ответственен за бедственное положение Палестины, за разгул коррупции?
— Разгул коррупции никто не отрицает. Победа ХАМАСа на парламентских выборах в 2006 году как раз связана с тем, что люди проявили недоверие к ФАТХу, чьи деятели более коррумпированы. Однако, убежден, это не касается Арафата.
— Несмотря на то что руководитель ООП в 1994 году стал лауреатом Нобелевской премии мира, многие продолжали считать его экстремистом, подозревали в неискренности и ждали вероломного удара в спину.
Вы же поверили в перспективность этой неоднозначной фигуры, еще когда Арафат не был открыт переговорам с Израилем. Не ваше ли мнение лежало в основе расположения к Арафату советского руководства?
— С моей стороны было бы большим надуванием щек взять на себя смелость так утверждать. Вы думаете, я мог прийти в ЦК и сказать: «Давайте полюбим Арафата»? Конечно, я писал о лидере ООП. Но не я один. Многие писали… В целом же характер отношений с тем или иным зарубежным лидером определялся на политическом уровне.
В конце семидесятых — начале восьмидесятых годов председатель Исполкома ООП переживал сложный период. После израильского вторжения в Ливан и вынужденного ухода оттуда палестинских бойцов отношения Арафата с Сирией испортились. Его называли виновным в случившемся, обвиняли, что занял капитулянтскую позицию, что не исключает договоренностей с Израилем. Сирийцы и ливийцы подстрекали против Арафата крупных деятелей ФАТХа, занимавших более радикальную позицию. Между отрядами палестинцев даже вспыхнули вооруженные стычки.
Заведующий восточноевропейским отделом сирийского МИДа, разоткровенничавшись, сказал мне тогда: «Сирийцы будут только рады, если представится возможность устранить Арафата». Из Дамаска я написал в Москву, что за Арафата — большинство палестинцев и его позиции будут только усиливаться. Предложил напечатать в наших газетах, сделать по радио материалы, поддерживающие Арафата как признанного лидера ООП. Вскоре через наше посольство в Сирии он получил устное послание Генерального секретаря ЦК КПСС. Советский Союз, считавший Дамаск своей главной опорой на Ближнем Востоке, вместе с тем не собирался в угоду Сирии идти антиарафатовским курсом. СССР хотел примирения сторон.
