- Я с ним не встречался.
- Совсем? Может, и не знаешь в лицо?
- Видел в последний раз месяц назад.
- Врешь!
Сметанников опять остановил Прилюстенко и обратился к Чурилову:
- Значит, вы ни в чем не желаете оказать содействия Советской власти? Мы так и передадим трибуналу, и тогда пеняйте на себя.
- Я выполнял приказы, - выдавил Чурилов.
- Один из сорокатысячного населения города.
- Меня принудили.
- Почему же именно вас, а не других?
Дверь в подвал, то и дело открывавшаяся с неприятным скрипом, распахнулась настежь, и в ней показался огромный человек, с вращающимися в неистовстве белками глаз. Это был бывший штрафник. Он принес кипу газет и положил их перед Сметанниковым.
- Читай, городская голова, что пишут у тебя под носом.
- Кто такие? - насторожился Прилюстенко.
- Штрафники пришли с подарком.
С этими словами геркулес вытолкнул вперед, как цыпленка, плюгавенького, с рысьими глазами, потрепанного пожилого мужчину.
- Прошу любить и жаловать - редактор "Великолукских известий".
- Ага, прихлопнули обоих, - выдохнул подвал.
Сметанников и Прилюстенко все поняли и оценили моментально. Комендант повернул редактора лицом к бургомистру.
- Знакомые?
- Да, да, да, - забормотал плюгавенький. - Мы знакомы с бургомистром.
- Расхлебывайте свою кашу одни, - цыкнул на редактора Чурилов.
- Я ничего не сказал...
"Великолукские известия" были за вчерашнее число. На всю первую полосу шапка: "К нам идет помощь. Держаться до конца". Сметанников, прочитав эти слова, улыбнулся.
- Это вы писали?
- Не я один, - забегал мутными глазами редактор. - Мне было приказано...
- Город в руках советских войск. На какую помощь вы надеялись?
- Мне так объяснили...
- Вот стерва, - не выдержал Прилюстенко. - Луки горят, у немцев остается одна крепость, а он "держаться до конца".
- Давайте сыграем ему "ланца дрица гоп ца-ца".
- Тихо!
Звонил телефон. На проводе командир дивизии. До него уже дошли слухи о пленении бургомистра и редактора. Он спрашивал, почему задерживается их доставка в штаб дивизии.
- Ведем допрос, - ответил Сметанников.
- Его проведут без вас.
- Но нам тоже интересно знать.
- Заканчивайте свой допрос и срочно пленных в штаб.
- Есть, товарищ десятый.
Прилюстенко подобрался и посмотрел на Сметанникова.
- Сам поведу.
- Обойдемся без вас, товарищ комендант, - пообещал штрафник-геркулес.
- Пошли вместе. Газеты заберите. Я скоро. Действовать по моим указаниям.
- Есть, товарищ комендант.
Сметанников встал и прошелся по подвалу. Он немного опустел. С улицы в открытую дверь набралось свежака. Дверь захлопнули, потушили и опять зажгли фитиль-гильзу.
К Сметанникову обратился Алексей Голубков:
- Товарищ председатель горсовета, мы от своего командира. Белено доложить, если нужна какая помощь - обращайтесь к артиллеристам.
- Спасибо, сержант, - кивнул Сметанников. - Обязательно обращусь. Это ты привел бургомистра?
- Мы с ребятами.
- Как же нащупали?
- Это наше дело. Скоро фон барона приведем.
- Давай, сержант, действуй. Да найди мне где-нибудь автоматическую ручку с блокнотом, а то в горсовете никакой канцелярии.
- Это сей момент, - заулыбался Голубков и попросил Ипатова развязать коллективный вещмешок. Из него была извлечена стопка ученических тетрадей, превосходный мраморный чернильный прибор и две позолоченные ручки. Все это Голубков торжественно, немного рисуясь, передал Сметанникову и опять обнажил зубы.
- А хотите, товарищ председатель горсовета, доставим живую секретаршу восемнадцати годов?
- Ха-ха-ха! - разразился Сметанников, увидев подарки и услышав о секретарше. - Для кого это вы припасли?
- Для своего командира.
- А секретарша, кто такая?
- У бургомистра служила. Сметанников насупился.
- Где она сейчас?
- Под домашним арестом.
- Вы что, гарем свой собираете? - рассердился Сметанников.
- Так некуда же ей деваться.
- Доставить немедленно для допроса. - И спокойнее: - Вы же слышали, как упорствует Чурилов. Может, эта девчонка развяжет язык.
- Идея! - стукнул себя по лбу Голубков и заторопился к выходу. - Мы сей момент ее сюда.
А на дворе уже начал брезжить рассвет. Ночь прошла, как один час. Первая ночь послевоенного Великолукского горсовета депутатов трудящихся.
И тут же опять потянулись в подвал люди. Теперь больше гражданские, женщины и подростки. Некоторые обращались к Сметанникову, как к знакомому, запросто, по-хозяйски.
- Мы пришли, - докладывала от группы женщин бойкая востроглазая девчушка. - Вы обещали материю на детские рубашонки.
- А мы насчет бани.
- А мы склад провода нашли.
Сметанников улыбался. Заулыбались и гости. Просто так, без причины давно не говорили по душам со своей Советской властью.
Как же стосковались люди по этой родной власти. Раньше относились к ней как к само собой разумеющемуся факту, без удивления и умиления, случалось, и поругивали малость, высказывали недовольство. А теперь вот, после горемычной разлуки, готовы были этой власти кланяться в ноги, потому что лучше ее, сердечнее и человечнее, умнее и мудрее, оказывается, нет на земле.
Истина лучше постигается в сравнении. Так она усваивалась и сейчас, и в этом не было ничего удивительного. И порицать обрадовавшихся женщин тоже было не за что. И подсмеиваться над ними не следовало. Как они могли воевать против оккупантов? Спасибо, что не потушили в неволе свою привязанность к родной земле и своей власти.
Эти мысли пробежали в голове Сметанникова за минуту, пока он наблюдал за своими добровольными помощниками. Они наполнили его сердце теплом, заставили вспомнить свою мать-старушку.
- Благодарю, товарищи,, что пришли, - наконец нарушил молчание Сметанников. - Сейчас все еще раз обмозгуем вместе и начнем действовать. За ночь никого не ранило?
- Поцарапало малость.
- Вы уж давайте сами пока за врачей. Как чувствует себя роженица?
- Сына принесла.
- Мужик принимал. Санитар военный.
- Не оставляйте мать одну.
- Это уж само собой.
- Молока сгущенного попросим в дивизии.
- Поскорее бы очистили Луки.
- Теперь вместе будем чистить.
А за стенами каменного подвала опять заухало. Начался день, и начался бой. Но вместе с ними начиналось и строительство новой жизни, жизни на пепелище и развалинах.
Ультиматум
Тридцать первого декабря были, наконец, блокированы крепость и железнодорожное депо. Город, за исключением этих опорных пунктов, был полностью освобожден от оккупантов. Но это еще мало облегчало положение наших дивизий. Город отлично простреливался из крепости. Оттуда било не менее двадцати крупнокалиберных пулеметов и столько же минометов.
