Свои выступления в защиту «Гения» Драйзер собирает в большую статью «Жизнь, искусство и Америка», теперь оставалось найти только печатный орган, который согласился бы ее опубликовать. Помог случай. Группа литераторов, обеспокоенных складывающимся в американской литературе положением, засильем официальных взглядов и невозможностью опубликовать серьезные критические материалы в существующих литературных журналах, начала в ноябре 1916 года выпускать новый журнал «Севен артс». В числе редакторов журнала был такой серьезный литературный критик, как Ван Вик Брукс, в нем сотрудничали первоклассные литераторы — Рэндолф Борн, Джон Рид, Шервуд Андерсон и другие. Журнал просуществовал всего лишь год (последний номер его вышел в октябре 1917 года). Провозглашаемые с его страниц взгляды пришлись явно не по вкусу финансировавшим его издателям, и они отказали в финансовой поддержке. Но это случилось через несколько месяцев, а сейчас Драйзер отнес свою статью в редакцию, и она была напечатана в феврале 1917 года.
«Жизнь, искусство и Америка», по существу, является очерком духовной жизни американцев в конце XIX — начале XX века. В этом очерке писатель нарисовал весьма мрачную картину духовной нищеты, засилья предрассудков, религиозных догм и официальных установок в стране, конституция которой скорее является «произведением искусства, нежели реально действующим законом». Драйзер убедительно показывает, что в США «свободная мысль и искусство не могут не находиться в положении безусловна ненормальном. Торговец и монополист, то есть тот, кто явно задает сейчас тон в Америке, не имеет ни малейшего представления об основных умственных и духовных запросах человека, которые находят свое выражение в искусстве, да и ничуть им не интересуется». Результатом такого положения является процветание невежества и нетерпимости ко всякой свежей мысли, ко всякому не укладывающемуся в привычные рамки произведению искусства.
«С моей точки зрения, — говорит писатель, — средний, или, так сказать, стандартный американец — это странный, однобоко развившийся характер: во всем, что касается материальной стороны жизни, он сметлив и напорист — он хороший механик, хороший организатор, но внутреннего мира у него нет, он не знает по-настоящему ни истории, ни литературы, ни искусства и совершенно запутался и духовно погряз в великом множестве чисто материальных проблем, которые его одолевают».
Достаточно вдуматься в само определение «стандартный американец», чтобы понять глубину недовольства Драйзера существующим положением вещей, при котором «люди жили в состоянии какого-то странного привычного отупения, одурманенные или одурманившие себя немыслимыми и ложными представлениями о поведении человека, представлениями, которые возникли неизвестно как и где и словно ядовитым туманом окутали всю Америку…».
Пройдя к этому времени большую и суровую жизненную школу, Драйзер на собственном опыте познал самые различные стороны американской действительности, видел жизнь без прикрас и мишуры, такой, какой она была на самом деле. Окружавшая его действительность при более пристальном рассмотрении быстро теряла свой внешний лоск, и ее подлинная сущность оказывалась весьма и весьма неприглядной. И писатель без обиняков рассказывал о своих наблюдениях: «Политика, как я установил, работая в газетах, — довольно грязное занятие; религия со всеми ее догматами — мрачный вымысел тех, кто их проповедует: тут «много шума и страстей, а смысла нет»; торговля — беспощадная схватка, в которой менее хитрые или менее ловкие и сильные погибают, а верх одерживают более коварные; труд людей свободных профессий построен на купле и продаже — тому, кто дороже заплатит, а те, кто торгует этим трудом, в большинстве своем безвольны, посредственны или корыстолюбивы».
Писатель приходит к неутешительному выводу о том, что «Америка все больше и больше становится нудной, рутинерской, ханжеской страной…», которая «не в ладах с независимой мыслью». «Искусство — это нектар души, собранный в трудах и муках, — говорит в заключение статьи Драйзер и обращается к своим соотечественникам с вопросом: — Позволим ли мы тупицам, эгоистам и честолюбцам закрыть доступ к этому роднику для нашего пытливого ума?»
Статья «Жизнь, искусство и Америка» весьма важна для понимания творческого кредо писателя, она свидетельствует о непрерывных поисках им того пути, который может и должен вывести американское искусство на дорогу служения широким народным массам, пути, который одновременно откроет миллионам простых американцев доступ к лучшим созданиям человеческого гения. Пока что писатель не видел еще этого пути и не мог указать его, но поиски вскоре помогут ему понять все величие и значение Великой Октябрьской социалистической революции и наметить новые перспективы для дальнейшего развития реалистического начала в своем творчестве.
Кампания протеста против действий «нью-йоркского общества борьбы с пороком» не оказала никакого существенного влияния на исход дела. Самнер считал, что протест Лиги писателей представляет собой частную точку зрения ограниченной группы людей. «Писатели, взятые в целом, — утверждал Самнер, — могут быть очень хорошими судьями… литературных достоинств какого-то конкретного произведения, но в качестве знатоков того, в каком направлении окажет влияние это произведение на поведение и мораль публики в целом, они не более компетентны, чем такое же количество механиков, получивших самое обычное образование… Любая ограниченная группа людей не должна пытаться навязать обществу ее собственное понимание того, что является приличным или неприличным».
Прочитав эти разглагольствования Самнера, Драйзер резонно спросил: «А как же быть с группой, которую представляет г-н Самнер?» Ответа на свой вопрос он, конечно, не получил, но он и без того прекрасно знал, что уверенность всех этих самнеров и других подобных им «моралистов» в своей правоте зиждется на твердой поддержке их действий большим бизнесом и церковью, этими двумя китами «американского образа жизни». Их совместные усилия снова привели к тому, что новое произведение крупнейшего американского писателя на долгие годы оказалось под запретом.
Даже такой тенденциозный американский биограф писателя, как У. Сванберг, вынужден признать, что действия Самнера и иже с ним лишили Драйзера возможности создать несколько новых романов, «которые могли бы обогатить литературу». «Теперь, — признает Сванберг, — для него было абсолютно невозможным писать новые романы, которые также могли запретить, даже если бы он смог позволить себе такую роскошь, и пройдет целое десятилетие между «Гением», который превратил его в бедняка, и следующим романом, который принесет ему относительное благополучие. Кто знает, что еще сошло бы с его пера, если бы его не ограничивали, а поддерживали?»
