— Даунька, а почему за пять лет романа с Верочкой она ни разу не пришла к тебе? Только потому, что ее все знают в институте?
— Твой «Китаец» (Китайгородский) имеет много любовниц?
— Да, он пользуется большим успехом у девиц. Но, когда Зана не в отъезде, они домой к нему не приходят.
— А я не такая, я иная, и вся из блесток и минут!
— Даунька мой, "наглядный, квантово-механический", ты действительно не такой, как все, ты взаправду весь из блесток и минут. Сейчас можешь быть спокоен, раз у меня самой такой интересный роман, мне не до твоих девиц, пусть приходят, я буду готовить вам ужин.
Одержав такие две крупные победы — изгнание Лившица и Зигуша, я стала великодушной, я потеряла острое любопытство к девицам Дау. Он сам мне показал фотографии Геры, очень простенькая, в раздетом виде несколько лучше, но не Венера.
Наступила ранняя осень. Я ломала себе голову, как мне преподнести Дау разрыв моего романа с Л… Но неожиданно в выходной день произошло следующее. Дау вместе с Женькой и девицами с утра уехали за город на пикник. Уезжая, Дау сказал: "Корочка, я буду обедать в четыре часа".
Я сижу во дворе института на парапете, рядом со мной сидит Шурка Шальников, вдруг въезжает новенькая машина, из нее выходит, угадайте, кто? Сам Л.! Небрежно вертя в руках ключи от машины, он подсаживается к нам на парапет и заводит такую речь: "Кора, не хотите проехаться за город?". Я незаметно ущипнула себя: нет, это не сон, это явь! Радость я скрыть не могла: "Я с восторгом принимаю ваше предложение. Разрешите в честь этого надеть самое красивое платье". Через несколько минут я была готова. Садясь в машину к Л., я сказала Шальникову: "Шурочка, Дау приедет обедать в четыре часа. Пожалуйста, передайте ему, обеда нет, а я уехала с Колей за город, вернусь не знаю когда".
Шальников вскочил, начал вертеться волчком, подпрыгивая, он аплодировал и кричал: "О, это я Ландаю передам с огромным удовольствием. Давно бы пора вам, Кора, оставлять его без обеда! Ура!". Под это восторженное "ура!" мы выехали из института. Оглянувшись из окна машины на наш жилой дом, я увидела в каждом окне по голове с открытым ртом.
— Ну, знаете ли, я избегаю таких сенсаций, — сказал Коля. Чего они все так всполошились, чему так радовался Шальников?
— Это надо спросить у самого Шальникова. Дау его считает другом и честнейшим человеком, но почему друг так радуется, что я Дау оставила без обеда, мне непонятно.
— Кора, мне тоже непонятно, почему вы при Шальникове, на виду у всего института продемонстрировали свои эмоции при моем внезапном появлении?
Он окинул меня взглядом, в глазах было беспокойство, подозрительность и настороженность. Я весело и беззаботно рассмеялась. Бедняга не знал, что уже давно слывет моим поклонником.
— Коля, милый, как давно я так не смеялась.
— Вы смеетесь и всем улыбаетесь, чтобы показать, как ослепительно красивы ваши зубы. Я это заметил давно.
— Давно заметил и ни разу не позвонил?
— Я звонил много раз, но ваш повелитель и бог просто дежурит у телефона.
Я уже задыхалась от смеха. Так Дау был прав, следовательно, звонки были не только мои.
— Коля, когда вы были у нас, я решила, что вы просто не заметили меня.
— Не заметить вас невозможно, при яркой, броской красоте еще эти невыносимо кричащие одежки. При вашей наружности вам надо носить черное.
— Ненавижу черное, люблю яркие, красивые сочные тона, а черное оставлю на старость.
— Кора, вы мне не ответили на мой вопрос.
— На какой?
— Почему вы так обрадовались моему появлению?
— Было очень скучно сидеть с Шальниковым на парапете. Я очень обрадовалась и была бы совсем счастлива, если бы вы еще несколько раз заехали за мной.
— Я не любитель свиданий с красивыми дамочками под «ура» и аплодисменты свидетелей.
— Я готова на все, приходите под покровом ночи.
— Если я зайду завтра вечером, у вас найдется несколько тысяч рублей на длительный срок? — Конечно, найдется, до пяти.
— Мне достаточно трех.
— Вы их завтра получите.
— Кора, я зайду завтра вечером к вам ровно в восемь часов вечера. (Отношения сразу прояснились: ему срочно нужны деньги.)
Какой сияющий, весь искрящийся от счастья встретил меня дома Дау! Сколько открытого, чистого доброжелательства, никаких признаков ревности! Почему? Он меня разлюбил? Нет. Целует очень горячо.
Конечно, от Дау я скрыла, что за свидание Коля потребовал непомерно большую сумму «чистоганом». За первый свой визит ко мне он получил деньги и отлично сервированный роскошный ужин. "Неотразимый мужчина" вначале был пленен сервировкой стола, потом с ужасом воззрился на широкую темную щель в окне. Ширина окна — три метра, ширина шторы — 2 метра 80 сантиметров. И это на первом этаже…
— Кора, это вы меня нарочно посадили как на сцене, чтобы я всем был виден? Даже нельзя выпить на брудершафт…
— Коля, можно ужинать на кухне, но там я накрыла стол для Дау. Вдруг он вернется очень поздно. Я не знаю его планов.
— Ничего себе обстановочка. Сидишь, как на сцене. Штора, видите ли, не задвигается, и еще угрожают неурочным возвращением мужа!
А физики тоже не зевали. Александр Компанеец, один из первой пятерки харьковских учеников Дау, был не только одаренным физиком, но и поэтом. Буквально на второй день где-то в узкой компании физиков он прочел стихи, сочиненные в мою честь:
Увы, прозрачной молвы укоры
Попали в цель. Вчера я видел, как был у Коры Коля Л.!
Неплотно были закрыты шторы
Зияла щель.
И в глубине манила взоры
Ее постель.
К чему сомнения, к чему все споры
И канитель?
Я сам увидел, как был у Коры
Коля Л.!
Не моя вина, что репутация у Колечки была блестящая: пришел, увидел, победил.
Только вскоре после публичной читки обо мне этих своих стихов Компанеец, спускаясь от Дау со второго этажа нашей лестницы, ввалился ко мне в кухню, пытаясь выйти наружу сквозь ее стенки. Я с трудом направила его к входной двери, обратив внимание, что его щеки были пунцового цвета, а глаза выпучены.
— Дау, — крикнула я снизу, — что ты сделал с Компанюшей?
— А что? — ответил мне Даунька с верхней площадки лестницы.
— Он хотел сквозь стену из кухни выйти на улицу.
— А ты меня совсем не боишься. Вот, как я умею прорабатывать своих учеников.
— За что ты его так? По-моему, он даже свихнулся!
— Он посмел написать очень плохие стихи о тебе.
— А ты говорил, что он хорошо пишет стихи.
— Коруша, в общем я ему объяснил, что ты есть моя жена!
Мой роман с Колечкой продолжал развиваться. Молве об этом очень помог Компанеец со своими стихами, а также то, как его проработал за это Дау. Кто знал Л., тот больше не мог сомневаться в наших интимных отношениях. Теперь, когда я готовила ужин для девиц Дау, я могла быть грустной и даже могла разрешить себе поплакать, не опасаясь, что мне грозит штраф.
