— По-белорусски так называется болото, на котором располагается наш лагерь. Оно тянется с юга на север километров на 30, если не больше, а шириной до 5 километров.
И действительно, нам было очень хорошо видно с опушки леса, как по санной дороге в сторону Рыдомля шла большая колонна немцев и большой санный обоз следовал за ней. Немцев было не менее 500 человек. Эта дорога была примерно в километре от нашего лагеря.
— На всякий случай отойдем в глубь леса, — приказал Агапоненко.
Но немцы прошли мимо нас, не обнаружив нашего лагеря. Теперь на Буку, кроме маленькой группы разведчиков и летчиков, никаких других партизан не было. Когда тревога улеглась, Агапоненко решил побывать на вчерашнем поле боя под Взносном.
— Товарищи, — обратился он к нам, — сейчас мы поедем на то место, где вчера был бой с немцами. Посмотрим, может быть, там остались какие-нибудь трофеи и лежит ли еще там труп Зеля. Мы поедем все вместе, и летчики тоже. А ты, Володя, — обратился он ко мне, — останешься вместе с Шурой в нашем лагере. Пока мы тебе не достанем обувь, одежду и оружие, будешь у нас в лагере вместе с Шурой за повара. И пока нас нет, охраняйте наш лагерь. У Шуры есть карабин и несколько патронов. Действуйте на ваше усмотрение, а мы поехали.
Мне было очень неудобно перед своими новыми товарищами, что меня оставляют за повара в лагере, но делать было нечего, надо было подчиняться нашему командиру. Разведчики вместе с летчиками уехали из лагеря, а мы с Шурой занялись поварским делом. Уже давно был готов обед, и мы с большим нетерпением ждали своих товарищей. Шура оказалась очень любознательной девушкой и все время расспрашивала меня, кем я был до войны, где мои родные и т. д. Только вечером, когда уже стало темнеть, на санной дороге появились подводы наших разведчиков. Возбужденные этой поездкой, сильно проголодавшиеся, они прежде всего захотели есть.
— Эй, повар, что у вас есть в печи, в землянку нам мечи, — приказал, улыбнувшись мне, Агапоненко, потирая озябшие от мороза руки.
Пока разведчики, расположившись вокруг костра, с большим аппетитом поглощали партизанский бульбяной суп со свининой, мы с Шурой рассматривали привезенные трофеи. В санях лежали две винтовки, а в мешке несколько десятков патронов к ним. Кому же они достанутся, подумал я, нас остается трое, а трофейных винтовок только две.
— Коля, — обратилась Шура Пляц к командиру отряда, — ну, расскажи, что вы там увидели. Где этот Зель? Его немцы увезли или он так и валяется в снегу?
— Мы этого Зеля, который за ночь закостенел от мороза, поставили на ноги и привязали веревками к сосне. Пусть теперь стоит на «посту» и охраняет нас, — с иронией в голосе заявил Агапоненко, а потом добавил: — А в деревне мы всем сказали, чтобы его никто не трогал, так как мы его труп заминировали.
— Коля, — снова спросила Шура, — а кому достанутся эти винтовки?
— Кому, кому… — нахмурился Агапоненко. — Пока у Володи не будет оружия. Его сначала надо обуть и одеть. В деревнях есть еще попрятанное оружие, и мы найдем его. Ты, Владимир, не обижайся, — улыбнувшись, сказал он мне.
— Мы ему завтра найдем обувь и одежду, — вступил в наш разговор Егор Короткевич. — У меня есть уже на примете, у кого взять валенки.
Так и пришлось мне временно быть поваром в отряде разведчиков. Через два дня наши шесть летчиков, тепло распрощавшись с нами, уже были в пути по направлению в Ушачскую зону. Их проводником был один из разведчиков. Агапоненко с ними послал Гудкову донесение о предателе Кузенном. Все они благополучно дошли до расположения нашей бригады, где на самолете были переправлены за линию фронта. Дальнейшую их судьбу мне установить не удалось.
Теперь все разведчики, кроме меня и Шуры, каждую ночь выезжали в ближайшие деревни около Бука и вели там разведку. Гитлеровские каратели, после гибели Зеля, нас больше не беспокоили. После каждой ночной разведки, часов в пять утра, они возвращались в наш лагерь. Обычно привозили с собой хлеба, соленого сала, а иногда и самогонки. И тогда, перед тем как ложиться спать, в нашей землянке, при свете коптилки и ярко горящих дров в железной печке, начинался своеобразный ужин. По кружкам разливалась самогонка. Выпивая, закусывали хлебом с салом. И слегка захмелевшие, под звуки баяна и скрипки, мы запевали свою любимую песню:
Живет моя отрада в высоком терему,
А в терем тот высокий нет хода никому.
Я знаю, у красотки есть сторож у крыльца,
Никто не загородит дорогу молодца.
Войду я к милой в терем и брошусь в ноги к ней.
Была бы только ночка, да ночка потемней.
Была бы только ночка, да ночка потемней.
Была бы только тройка, да тройка порезвей…
После этого все ложились спать, и только часовые оставались стоять на посту под дубами. Нам почему-то всем очень нравилась эта песня, и по содержанию ее мы все стали считать нашу землянку и лагерь около нее как своеобразный терем, к которому «нет хода никому». Так и прозвали мы наш лагерь «теремом».
В первых числах февраля вернувшиеся из своего очередного ночного похода, наши разведчики с каким-то таинственным видом попросили меня разжечь поярче печку и приготовиться к сюрпризу. Сначала в освещенную ярко горящими дровами в печке землянку вошел Егор Короткевич и торжественно вручил мне красноармейские хлопчатобумажные брюки и подшитые валенки. Вслед за ним вошел Алексей Короткевич, который вручил мне слегка поношенную ватную красноармейскую телогрейку. Затем Евсеев Егор, сняв с моей головы старенькую летнюю кепку, бросил ее в печку, а мне нахлобучил почти на самые глаза шапку-ушанку. В довершение всего командир отряда Николай Агапоненко со смущенным видом преподнес мне карабин, у которого был разбит приклад. Сам он был исправный, правда, несколько поржавевший, но затвор и ствол внутри были хорошо смазаны ружейным маслом и находились в хорошем состоянии.
— Вот тебе, Володя, вручаем первое наше партизанское оружие. Оно, правда, не совсем хорошее, но я надеюсь, что ты его приведешь в порядок. Я помню, ты нам говорил, что в юности увлекался столярным делом, поэтому новый приклад к карабину смастеришь сам.
Я был так растроган этим вниманием, что не хватало слов, и только, низко поклонившись им, с дрожью в голосе сказал:
— Огромное спасибо вам, товарищи, за ваше внимание ко мне, за одежду и обувь и особенно за оружие, которое вы мне достали.
— Ладно уж тебе, а то ты совсем растрогался. Давай-ка, одевай все, и посмотрим, впору ли оно тебе.
Я оделся и встал перед ярко горевшей печкой в середине землянки.
— Эх, хлопцы, ему бы еще ремень да подсумок с патронами! — воскликнул Савик Левон.
