Зимовщики дружно помогали нам в работе. Как только кончилась пурга, был отремонтирован сломанный штормом руль машины Алексеева.
Корабли стояли в полной готовности к полету, на Маточкином Шаре наступили летные дни. Но в это время разыгрался шторм на Земле Франца-Иосифа. А когда там наступила тишина, у нас снова выпал снег и поднялся новый шторм. К счастью, он был менее продолжителен.
Семнадцатого апреля разведывательный самолет вылетел на Землю Франца-Иосифа.
Пролетев Новую Землю, Головин уверенно пошел над Баренцовым морем. Но через некоторое время радисты приняли от него тревожное сообщение. Путь Головину преградил такой мощный циклон, что даже сравнительно мало загруженная машина не могла пробиться.
Головин немедленно получил распоряжение итти на мыс Желания.
В этот день мы тоже предполагали вылететь, но неудача разведчика заставила нас отложить старт.
Убийственно медленно потянулось время. Все готово, все проверено, а приходится ждать.
Укладываясь спать, мы утешали друг друга:
– Утром обязательно вылетим.
Но и утро, и полдень заставали нас на Маточкином Шаре. Купол острова Рудольфа был закрыт туманом.
Близится вечер. Неожиданно с Рудольфа сообщают: прояснилось, штиль. В косых лучах заходящего солнца четыре машины одна за другой поднимаются в воздух.
Берем курс по восточному берегу Новой Земли. Над вершинами гор плывут кучевые облака. Они напоминают скалы самой причудливой формы.
Вот и мыс Водяной. Поворачиваем строго на север.
Впереди, далеко-далеко на горизонте, серая непроницаемая стена. Это надвигается циклон.
Машину слегка покачивает. Мы постепенно идем вверх. Солнце все реже показывает свой ослепительно яркий диск.
Непроницаемая стена облаков заметно приближается и совсем неожиданно появляется прямо перед нами.
Набираю высоту две тысячи метров. Верхний край облаков уже близок. Еще сто-двести метров – и мы полетим над ними.
Даю полный газ. Ревут и дымят моторы, из глушителей вылетают светлосиние языки пламени. Тяну на себя штурвал, довожу скорость до ста сорока километров. Самолет высоко задрал нос, но барьера не взял.
Отдаю штурвал от себя и, не входя в облака, резко поворачиваю машину влево; делаю круг, чтобы еще набрать высоту, не теряя из виду другие самолеты.
В конце концов нам удается подняться выше облаков. Внизу сплошная пелена. Солнце село.
Через несколько минут Спирин дает мне курс. Иванов сообщает, что слышит сигналы радиомаяка острова Рудольфа. Я надеваю наушники: точка-тире, тире-точка – «А» и «Н». Их слышно одинаково хорошо – значит, идем в зоне, прямо к цели.
Самолет идет спокойно, его совсем не качает. Если бы не шум моторов, несущих нас к северу, трудно было бы представить себе, что мы в воздухе: плывем, как на лодке в тихую-тихую погоду.
На северо-западе появляется алое зарево. С каждой минутой оно становится все ярче и светлее.
Бабушкин показывает вперед:
– Ты видел, - улыбаясь спрашивает он, - чтобы солнце всходило на западе? Это потому, что на Земле Франца-Иосифа полярный день.
Веду самолет прямо на восходящее солнце. Его лучи, сперва холодные, робкие, постепенно начинают сиять так ослепительно, что мешают управлять машиной. Отряд наш вышел в полярный день, где солнце уже не заходит за горизонт.
Один Сима Иванов не обращает внимания на это сказочное зрелище: он занят настройкой радио.
Иван Тимофеевич открывает верхний люк своей рубки. Из люка показываются его руки; они тянутся к солнечному компасу. В центре маленького объектива показывается солнечный зайчик. Стоит только немного свернуть с курса, как этот зайчик исчезнет. Он ведет нас строго по меридиану, который проходит через остров Рудольфа.
В нашем распоряжении много приборов, контролирующих правильность полета: магнитный компас, солнечный компас, радиокомпас, радиомаяк. Самый ненадежный прибор в районе, близком к полюсу, - магнитный компас. Здесь его стрелка малоустойчива. Даже когда самолет идет ровно, она все время отклоняется то в одну, то в другую сторону.
На горизонте чернеет море. Значит, скоро кончатся облака. Но вот на темном фоне появляется яркое белое пятно. Бабушкин берет бинокль и внимательно смотрит вдаль. Лицо его расплывается в радостной улыбке:
– Остров! Земля Франца-Иосифа!
Мы пересекаем Землю Вильчека, покрытую вечным льдом и снегом. Справа виднеется остров Греэм-Белл.
Я подзываю Бассейна.
– Помнишь, как мы сидели здесь пять суток при тридцатиградусном морозе? Нелегко нам тогда пришлось.
Острова один за другим проходят под самолетом. Сколько их!
Мы идем над знакомым нам островом Рудольфа.
Видимость великолепная. Машины мягко опускаются на просторный аэродром. На восемьдесят втором градусе северной широты нас встречают на двух вездеходах. В стороне стоят два трактора-сталинца, водомаслогрейки. Аэродром прекрасно оборудован. Вдали видны жилые дома. По-хозяйски устроились!
Крепко жмем руки зимовщикам. Заждались они. Начальник станции шутит:
– А мы уже побаивались, что вы, не заглянув к нам, прямо махнете на полюс.
Большинство участников экспедиции с трудом скрывают волнение. Мы – на самой северной советской зимовке, почти у цели. С полным правом можно сказать, что мы находимся сейчас в воротах, ведущих к сердцу Арктики.
Еще один перегон, пусть самый сложный, но зато следующая посадка – на Северном полюсе.
Вскоре прилетел и Головин. Укрепив самолеты, мы отправились на тракторе и вездеходе на зимовку. Любители лыжного спорта отказались от механизированного способа передвижения и понеслись на лыжах с трехсотметрового пологого склона. Они быстро добежали до украшенной флагами зимовки.
При входе в дом участников экспедиции встретила с хлебом и солью белая медведица, подпоясанная красным кушаком. На правой ее лапе висел ключ с надписью: «ключ от полюса».
Медведицу убили за несколько дней до нашего прилета и замороженную поставили в дверях. С ней было два медвежонка, которых быстро удалось приручить.
Я уже подумывал, что теперь смогу не только выполнить, но даже и перевыполнить обещание, данное сынишке: привезу ему вместо одного двух медвежат. Но, присмотревшись к ним, решил, что их лучше отправить пароходом в Московский зоопарк. Так мы и сделали. Медвежат подарили зоопарку, а медведицу съели. Мясо ее оказалось очень вкусным.
Первую ночь на острове Рудольфа мы спали крепко и проснулись в великолепном настроении.
После завтрака все, не исключая командиров, поехали на аэродром заправлять самолеты. Механики занялись моторами, остальные наливали бензин. Работа это тяжелая. Для полета на полюс и обратно, с трехчасовым запасом, в бензобаки каждой машины необходимо налить семь тысяч двести килограммов горючего.
