Куканяц держался подчёркнуто небрежно и только отмахивался головой и руками:
— Да ладно, Ратко, на самом-то деле! Вам бы только воевать! О каких опасностях вы говорите!
Ни наши предупреждения, ни то, что мы достали карту Патриотической лиги со всеми данными: их частями, командирами, программой действий, — ничто не принималось во внимание. Как будто Куканяцу было дано задание всё игнорировать.
Это совещание нас разочаровало. Мы видели, что у наших коллег из других корпусов и близко не было того, что было у нас, ни своей позиции, ни понимания ситуации.
Для Младича это было катастрофой. За всю войну мы никогда не видели страха в его глазах, даже в самых опасных ситуациях. Никогда. А тут страх как бы вселился в него, в его глаза. Он явно отдавал себе отчёт в драматизме ситуации, в которой мы находились, и именно поэтому страшился этой безответственности, недостаточной информированности своих коллег-генералов — командиров корпусов Второго военного округа. Во главе с Куканяцем. Ратко был обеспокоен очевидным намерением хорватских и мусульманских лидеров начать войну в Боснии и Герцеговине, а сербское руководство выглядело некомпетентным и незаинтересованным.
Всю обратную дорогу до Книна Ратко мрачно молчал.
Нам тогда не давали выполнять задачи на территории Краины, такие как стабилизация фронта и освобождение еще некоторых частей сербских территорий… В то время были договорённости о каких-то перемириях, но ни одна так и не была выполнена. Тогда мы сосредоточились на сборе информации о положении на территории БиГ. Но, несмотря на все наши дальнейшие предостережения о приближающейся военной угрозе, мы никак не могли повлиять на действия военных и гражданских властей в Белграде. А в это время столкновения в Боснии становятся всё более ожесточёнными. Чтобы защитить сербские территории в БиГ, Младич проводит перегруппировку войск 9-го корпуса, но только в зоне ответственности нашего корпуса, распространявшейся исключительно на территорию Хорватии.
А до этого у нас произошло ужасающее преступление, совершённое троицей сербов в селе Зеленград. Они убили семью нашего взводного из четырёх человек: его самого, хорвата по национальности, его жену-сербку и двоих детей. МВД Краины тянуло целых три месяца с расследованием этого случая. Тогда Ратко приказал нам заняться этим делом, и мы его решили за 36 часов. Эту троицу убийц мы привлекли к ответственности. Вот тогда я понял, что у зла нет национальности, а до этого я не мог поверить, что серб может совершить нечто подобное! МВД не осмеливалось серьёзно заниматься этим делом, поскольку все они между собой были связаны родством. Когда мы поместили преступников в окружную тюрьму, это вызвало серьёзное недовольство местных сербов, но Ратко оставался последовательным: преступление есть преступление, и виновные должны быть наказаны! Тюрьма была полузакрытого типа, и книнские сербы организовали против нас акцию протеста. Всё это было тягостно и опасно, но отступать было нельзя!
В данном случае суть была в том, что какая-то пьянь совершила преступление, якобы из националистических побуждений!
В тот же период у нас возникли сложности с военизированными отрядами в Лике. И тут для Ратко не существовало компромиссов: его не интересовало, кто ты — четник или партизан! Для него армией была только ЮНА!
Было в наших подразделениях и несколько случаев воровства, с которыми Ратко разбирался. Так, один полковник был наказан за воровство. Все подобные случаи — а Ратко должен был знать всё — он решал исключительно по закону и справедливости.
Что касается так называемого капитана Драгана, так его никто из нас ни во что не ставил.
Горькое расставание
Ещё до отъезда Младича из корпуса нам всем было ясно, что он покидает нас окончательно. По его приказу было собрано командование корпуса, перед которым он выступил с пятиминутной речью, настолько захватывающей и потрясающей, что все присутствующие не смогли сдержать слёз. Меня и сегодня трясёт, когда я это вспоминаю», — прерывает Печко свой рассказ.
«Это был переломный момент в нашем сознании — с его уходом всё стало другим, потому что до этого Ратко был наше всё! Я считаю, что перевод Ратко Младича из Краины был самой большой кадровой ошибкой. Если бы он остался командиром корпуса, не было бы падения Книна!
Реакция у всех была одинаковая: горе и испуг.
Внезапно все осознали, кем для них за столь короткое время стал Ратко! И защита, и государство, и мать, и боеприпасы, и хлеб, и справедливость и законность — всё это был он… Всего за десять месяцев, что он пробыл в Книне!
Его заменил Сава Ковачевич, умный и добрый человек, но без харизмы. Кроме того, никто вообще не мог заменить Ратко! Не родился ещё такой среди сербов! В нём были гордость и мужество, и человеческая красота, и честность, и благородство… Ратко Младич создал государство PC Краину, несмотря на всевозможные интриги и препоны со стороны политических и полицейских лидеров Краины, а также всевозможных миссий и делегаций, присылаемых Белградом.
Ратко уехал в Белград, откуда в тот же день отбыл в Сараево в командование Второго военного округа на замену генералу Куканяцу, который был снят с должности.
А я жду сигнала от шефа — когда и как мне лететь в Белград. Самолёты тогда вывозили из Книна в основном женщин с бихачского аэродрома.
И вот 9 апреля вечером звонит мне шеф, говорит, чтобы я не волновался, назавтра собрался и с собой взял полковника Живановича и Дуло Тодича.
— Куда их привезти?
— Свяжитесь с генералом Крстичем в Белграде.
И я поехал, бросив жену и двоих детей пяти и полутора лет.
В Белграде нас ждёт машина, но Ратко нет. Где он? Никто не знает. Я уже начинаю сомневаться, всё ли в порядке. Ночь тянется долго, мы все в ожидании продолжения пути. Утром мы втроём — полковник Толимир, полковник Живанович и я — вылетаем в Сараево на транспортном вертолёте МИ-8. Вертолёт полон, и чем?! Мешками с деньгами! 24 мешка. Наши лётчики говорят, что везут их в Пале, в Службу учета платежного оборота. Я впервые еду в Пале. Никогда до этого я там не был. Пролетаем над лесами и горами… А лётчики нам только успевают показывать: вот здесь мы их несколько дней тому назад видели, оттуда они в нас стреляли…
Приземляемся в Соколаце на футбольном поле. Люди из СУПО[51] пришли за мешками, а мы понятия не имеем, куда идти. Я пошёл в город искать военное командование, искать Ратко Младича. Больше не представляю, где его искать. Нигде никого в униформе. Было 10 мая 1992 г.
Думаю, что надо вернуться в Белград. И тут за мной по лестнице спускается какой-то человек лет шестидесяти. Спрашивает, что мне нужно. Я ему:
