а, какъ публициста и критика, его репутація все росла, и я лично считаю его однимъ изъ самыхъ даровитыхъ, начитанныхъ и смѣлыхъ англійскихъ писателей. Я знаю, что тѣ русские, кто имѣлъ возможность сходиться лично съ Гаррисономъ, раздѣляютъ это мнѣніе. И вотъ тогда, еще въ концѣ шестидесятыхъ годовъ, не только вожди рабочаго класса, считавшеся соціалистами, но и такие радикалы, какъ Гаррнсонъ, выступали съ очень смѣлыми оцѣнками англійскихъ политическихъ и общественныхъ порядковъ. Фредерикъ Гаррисонъ часто ѣзжалъ во Францію. — И въ семидесятыхъ годахъ, въ очень блестящихъ статьяхъ появлявшихся въ «Fortnightly-review», онъ проводилъ параллель между лондонскимъ парламентомъ и французской палатой, находя, что, въ дѣловомъ отношеніи, французское представительство работаетъ гораздо быстрѣе, чѣмъ английское, и, нападая на всякаго рода китайщину, которая до сихъ поръ тормозитъ английские парламентские порядки. Да, и въ Верхней и въ Нижней палатѣ работаютъ— какъ у насъ говорится— «съ прохладцей»; за то, быть можетъ, прочнѣе; но когда нужно, т-е. когда партія во власти сбирается дать какое-нибудь генеральное сражение, то усердіе большинства каждый разъ подхлестываетъ особенный членъ носящий издавна кличку «бичъ» (wip).
Съ того времени, когда Фредерикъ Гаррисонъ выступалъ смѣлымъ изобразителемъ англійской палаты — утекло не мало воды. Многое значительно порасшаталось въ вѣковыхъ понятіяхъ и принципахъ дредставителей страны. Въ концѣ шестидесятыхъ годовъ врядъ ли засѣдали въ Нижней палатѣ, хотя двое депутатовъ, которые бы были такого оттѣнка мнѣній, какъ тогдашніе знаменитые два французскихъ эмигранта— Луи-Бланъ и Ледрю-Роллэнъ: одинъ — соціалистъ, другой — радикалъ-якобинецъ. Про Луи-Блана я еще поговорю въ другой главѣ; а Ледрю-Роллэнъ показался мнѣ тогда застывшимъ въ радикально-республиканской программѣ 1848 г., и вообще гораздо ниже своей репутаціи, постарѣлымъ и обрюзглымъ. И онъ, разумѣется, свысока трактовалъ парламентскіе порядки Англіи. Такого якобинца, какъ онъ, въ тогдашней палатѣ не было; зато и тогда уже начинали бродить элементы, которые къ дальнѣйшему десятилѣтію сказались въ посылкѣ въ Нижнюю Палату явныхъ сторонниковъ соціалистическихъ идей.
Передъ самымъ паденіемъ кабинета Розбери, одинъ изъ депутатовъ радикальнаго оттѣнка, искренно сочувствующій интересамъ рабочей массы — извѣстный профессоръ Стюартъ— пригласилъ меня посидѣтн и выпить чашку кофе на громадной террасѣ Парламента. Онъ приходился зятемъ одному изъ популярнѣйшихъ людей Великобританіи и британскихъ колоній — фабриканту горчиды Кольману. И этотъ благообразный старецъ, извѣстный своими рекламами, а также и великодушнымъ отношеніемъ къ рабочимъ, попалъ въ члены Парламента. Зять познакомилъ меня съ нимъ и мы втроемъ, глядя на великолѣпную панораму рѣки и набережныхъ, долго бесѣдовали о тогдашнемъ политическомъ настроеніи и шансахъ партіи виговъ: остаться вовласти. И эта бесѣда, и многія другія, какія мнѣ случалось вести съ чинами Парламента и съ журналистами — отзывались уже новыми вѣяніями. Вы не чувствовали прежнихъ рѣзкихъ граней и вѣковѣчныхъ устоевъ. Начиналъ значительно пробиваться разъѣдающій духъ, и тонъ разговоровъ и сужденій дѣлался часто скептическій. О соціализмѣ и соціалистахъ говорили безпрестанно, и одинъ членъ Парламента шутливо замѣтилъ мнѣ:
— Нынче ни за кого нельзя ручаться. И тори, и виги одинаково тронуты духомъ времени.
Парламентъ, его порядки, тонъ преній (хотя они уже и доходили до рукопашнаго боя), личности многихъ депутатовъ и министровъ — все это оставляло въ васъ однако же впечатлѣніе чего-то болѣе солиднаго и своеобразнаго, отзывалось той простотой и высшей порядочностью, которыя вы очень рѣдко встрѣчаете во Франціи, въ той же сферѣ. За нѣсколько дней до паденія министерства Розбери, я сидѣлъ въ небольшомъ кабинетѣ при одной изъ парламентскихъ комиссій, у тогдашняго министра торговли и промышленности — всемірно извѣстнаго ученаго профессора Брайса, бодраго старика съ бѣлыми, какъ лунь, волосами. До какой степени весь умственный и нравственный складъ такого британскаго министра разнился отъ обычной физіономіи тѣхъ политиковъ, которые попадаютъ въ Парижъ на министерскую скамью!.. Вы чувствовали, что для такого крупнаго дѣятеля въ области науки министерскій постъ есть только исполненіе своей гражданской обязанности. Падеть кабинетъ — и онъ долженъ будетъ выйти въ отставку. Но имя его отъ этого не умалится, между тѣмъ какъ вчерашний министръ на берегахъ Сены сегодня, послѣ паденія кабинета, превращается въ ничтожество, у котораго нѣтъ ничего за душой.
Въ заключеніе этой главы скажу еще нѣсколько словъ о ходѣ моего личнаго участія въ политической и общественной жизни двухъ столицъ міра.
Въ первый мой заграничный сезонъ я не былъ еще корреспондентомъ и только съ января 1867 г. сталъ сотрудничать въ нѣсколькихъ русскихъ газетахъ и гораздо больше отдаваться интересамъ тогдашней политической и общественной жизни. Разгаръ этой работы приходится на зиму 1868—69 од когда я помѣщалъ политически корреспонденции въ двухъ газетахъ, а въ одной изъ нихъ, кромѣ того, велъ хронику парижской жизни подъ общимъ заглавіемъ «Съ итальянскаго бульвара» Если не ошибаюсь эти фельетоны интересовали въ свое время нашу публику. Кромѣ «Русскаго Инвалида» и «Петербургскихъ Вѣдомостей», я писалъ въ газетѣ «Москва» я въ «Голосе», всего больше о лондонской жизни въ сезонъ 1868 г. Къ этому времени, кромѣ чисто политическихъ сферъ въ обѣихъ странахъ, я сталъ знакомиться и съ движеніемъ рабочаго класса. Возбужденіемъ во мнѣ интереса къ соціальному вопросу я обязанъ участію въ качествѣ корреспондента ла одномъ изъ конгрессовъ «Международной ассоціаціи рабочихъ», бывшемъ въ Брюсселѣ. На немъ всѣ важнѣйшіе пункты программы пролетаріата были установлены. Затѣмъ, итоги моихъ наблюденій надъ третьей французской республикой высказывалъ я въ этюдахъ и замѣткахъ, появлявшихся въ разныхъ газетахъ Москвы и Петербурга, преимущественно въ «Новостяхъ» и въ журнальныхъ статьяхъ, о которыхъ упоминалъ въ разныхъ мѣстахъ этой главы. Въ самые послѣдніе годы я воздерживался отъ работы публициста, но продолжалъ наблюдать политическую и общественную жизнь Франціи и въ Парижѣ, и на французской Ривьерѣ, гдѣ я прожилъ цѣликомъ, или частью, шесть зимнихъ сезоновъ; а въ послѣднюю свою поѣздку въ Англію я освѣжалъ мои воспоминанія и отдавалъ политическимъ и соціальнымъ интересамъ все время, свободное отъ экскурсий въ другія области британской жизни.
Литературное движеніе. — Его итоги къ концу имперіи. — 70-е годы. — Натурализмъ и реакція противъ него. — Идеалистическія вѣянія. — Символизмъ. — Русскій романъ. — Скандинавская драма. — «Вольный театръ». — Декадентство и литературный анархизмъ. — Французская Академія. — Салоны. — Сравнительное движеніе въ Англія. — Мои знакомства
Русские писатели моего поколѣнія, въ течение всѣхъ шестидесятыхъ годовъ, не были особенно захвачены обаяниемъ тогдашней парижской беллетристики. Разумѣется, все, что появлялось сколько-нибудь замѣтнаго въ Парижѣ—читали и переводили у насъ, но тогда англійскими и нѣмецкими романистами интересовались, въ сущности, больше, Бальзака мало знали, да и до сихъ поръ не думаю, чтобы было много образованныхъ русскихъ, хорошо знакомыхъ со всей «Человѣческой комедіей» — этимъ колоссальнымъ памятникомъ творчества, какой оставилъ авторъ «Эжени Гранде» и «Кузена Понса».
