— Думаю, на сегодня достаточно. Благодарю вас, Равенсбург.
Он кивнул референту, показывая, что тот свободен. Но Равенсбург не тронулся с места.
— Если позволите, господин посол, я хотел бы поговорить с вами о моих личных делах.
Тратт повернулся и приготовился совершить еще один круг по саду.
— Пожалуйста, мой милый, я в вашем распоряжении. Рассказывайте!
— Я решил, господин посол, оставить дипломатическую службу и заняться коммерцией.
Тратт сбился с размеренного шага, остановился и растерянно уставился на своего референта.
— Это единственная возможность, позволяющая мне жениться на баронессе Номура, — пояснил Равенсбург.
На лице посла появилось выражение неодобрения, даже возмущения. Ему потребовалось некоторое время на ответ.
— Это намерение сейчас невыполнимо, мой дорогой, — строго сказал он наконец. — Вы, очевидно, забыли, что наша страна ведет ожесточенную войну. Никто не имеет права оставлять свой пост. Вы должны считать себя на военной службе, Равенсбург. Миллионы немцев на Восточном фронте не могут бросить службу и заняться коммерцией…
Равенсбург почувствовал, что теряет самообладание.
— Солдату, — быстро возразил он, — не требуется испрашивать разрешения верховного командования вермахта, если он собирается жениться.
Впервые Тратт понял, что его услужливый сотрудник умеет быть настойчивым и вряд ли сейчас Равенсбург будет считаться с авторитетом начальства. Тратт отступил.
— Вы говорите так, мой дорогой, как будто я утвердил положение, запрещающее немецкому дипломату вступать в брак с иностранкой. Ваше возмущение следует адресовать «железному канцлеру»: это правило, как известно, существует со времен Бисмарка.
— Но из любого правила делаются исключения, — с горечью сказал Равенсбург.
— Впрочем, только для господ с членским билетом национал-социалистской партии, имеющим малый номер.
Посол отступил на шаг.
— Будем считать, что я не слышал последнего замечания. Это в ваших интересах, — резко произнес посол и затем уже мягче добавил: — Я просто не имею права слушать подобные рассуждения. Вы же знаете, я облечен особым доверием фюрера и должен преданно служить ему.
Равенсбург хорошо знал это: Тратт повторил фразу, которую сказал сотрудникам посольства, вступая на свой пост.
Итак, сделать ничего нельзя: посол ему не поможет. Тратт просто не отважится на это, хотя возможность обойти утвержденное еще Бисмарком положение имелась. Для этого достаточно только представить убедительные основания. Но если Тратт отказывал ему в своем содействии, предпринимать какие-либо шаги в этом направлении было делом безнадежным.
Равенсбург был достаточно умен, чтобы не пытаться пробить стену лбом. Поклонившись своему шефу, он хотел удалиться.
Однако Тратт не отпустил его.
— Я не хотел огорчать вас, Равенсбург, — сказал посол мягким, дружеским тоном. — Я вижу, ради баронессы Номура вы готовы пожертвовать даже своей карьерой. Вы потеряли голову, дорогой, раз у вас вырываются даже э-э недипломатичные замечания. Поэтому буду с вами откровенен.
— Заранее благодарю вас, господин посол.
Если б Равенсбург знал, что скажет ему Тратт, он, пожалуй, не благодарил посла.
— Вы готовы принести этой даме самую большую жертву, на которую способен мужчина! Вы хотите отказаться от своей любимой работы, от своей карьеры… — Он перевел дыхание.
Равенсбург воспользовался паузой.
— Да, конечно. А что же мне остается в таком отчаянном положении? Я вынужден это сделать.
Тратт выпрямился и выдвинул вперед подбородок, желая подчеркнуть значение того, что он собирался сказать.
— В таком случае я должен сказать вам нечто такое, что сильно разочарует вас и, возможно, причинит вам душевную боль, баронесса Номура служит в японской контрразведке. Она ценная сотрудница полковника Одзаки и выполняет специальное задание: следит за вами и с вашей помощью — за нашим посольством. Сожалею, что не предупредил вас об этом раньше. Я не сделал этого, так как думал, что вы сами догадаетесь о ее роли. Разумеется, я уверен, что вы ни при каких обстоятельствах ни с кем не будете делиться служебными новостями. В этих вопросах вы молчаливы как рыба. Поэтому вопросы безопасности здесь затронуты не были.
В душе Равенсбурга поднялась буря.
— Я не верю ни одному слову, господин посол. То, что вы сейчас сказали, невероятно!
Тратт ожидал такой болезненной реакции и не обиделся на своего референта. Он прекрасно понимал, что происходит в сердце молодого человека.
— Поверьте, Равенсбург, я никогда не позволил бы себе сказать вам об этом, если б сам не был твердо уверен. К моему великому сожалению, должен вас заверить, что дело обстоит именно так.
Равенсбург вспомнил о непоколебимой антипатии Кийоми к Зорге, о тех предостережениях, которые она делала в отношении пресс-атташе. Не Зорге ли оговорил ее?
— Это утверждает Зорге, господин посол?
— Нет, Равенсбург, Зорге тут совершенно ни при чем. Он даже не слышал о баронессе Номура. В конце концов, у меня есть свои источники информации. Источники, через которые я проверяю сообщения Зорге. Видите, я не так уж плохо информирован, как думает большинство из вас.
Тратт сделал лукавую мину. Она плохо подходила к данному моменту и на Равенсбурга не произвела никакого впечатления.
— Но и этот источник может ошибиться, господин посол, — упорствовал Равенсбург. — Может быть, это даже намеренная ошибка, чтобы посеять недоверие между нами и японцами.
Тратт понял, что поколебать уверенность молодого человека в непричастности его возлюбленной к контрразведке без веских доказательств нельзя. Поэтому он решил выложить все козыри.
— Слушайте, Равенсбург. Недавно вы пострадали во время аварии и некоторое время лежали дома. Вам приносили документы из посольства на квартиру. Как раз тогда, когда вы читали доклад доктора Зорге о его последней поездке в Корею, вас посетила баронесса Номура. На следующий день утром вы решили продолжить чтение, однако не нашли доклада, хотя в поисках его перерыли все. Лишь значительно позже вы увидели, что он лежит вместе с другими бумагами. А до этого у вас снова была баронесса Номура. Я правильно говорю, мой милый, не так ли?
Равенсбург на несколько секунд окаменел. Затем молча поклонился послу и быстро зашагал к своей квартире.
У дверей он встретил Вилли, нагруженного свертками и цветами: он только что вернулся из города, куда ходил за покупками. Китаец сразу же заметил, что его хозяин чем-то взволнован. Поэтому он улыбнулся шире, чем обычно.
