— Вилли, отвечай мне только правду! — обратился к нему Равенсбург. — Что ты рассказывал бою посла о баронессе Номура? Что ты болтал о бумагах, которые она брала с собой?
Вилли не спеша положил на пол свертки и цветы, руки у него должны были быть свободными при разговоре.
— Моя ничего не сказала, хозяин. Моя никогда не болтала! — уверял он, яростно жестикулируя. — Моя только сказала, что твоя мадама может даже читать по-вашему, что она берет с собой читать твои бумаги. Это все.
— Что еще ты говорил, болтун?
Вилли, как бы обороняясь, поднял руки над головой.
— Совсем ничего, хозяин, совсем ничего. Моя только еще сказала, что она всегда приносит на другой день обратно, что взяла. Как и недавно.
— Недавно? Что это значит?
— Да, недавно, когда твоя болела, она принесла бумагу на следующий день обратно. Нет, хозяин, Кийоми ничего не крадет, твоя верь мне! Моя сторожи, как собака. — Вилли неодобрительно покачал головой. — Молодая мадама ничего не крадет. Она очень твоя любит. Слепой видит это.
***
Рихард Зорге опустил шторы на окнах и запер дверь. Затем выдернул из розетки провод телефона и включил радио. Было 8 часов 15 минут утра — время начала передач лондонской Би-би-си. Он быстро нашел нужную волну. Из динамика раздались знакомые звуки гонга.
Зорге не раз спрашивал себя, кому в Лондоне пришла в голову забавная мысль выбрать в качестве позывных для радиопередач на гитлеровскую Германию первые такты «Героической симфонии» Бетховена. Добрая половина немцев знала эти позывные. Сейчас эти немцы, как и он, сидели перед своими радиоприемниками, предварительно плотно завесив окна, закрыв двери и выключив телефоны. Они заплатили бы своей жизнью, если бы их застали за слушанием передач вражеской радиостанции.
Зорге настроил приемник, наклонил голову к динамику, он не хотел пропустить ни одного слова. Его интересовало не только содержание сообщений, а — и, пожалуй, что было главное — те интонации, с которыми их произносили. Сегодня Зорге удалось без труда разобрать подтекст передачи. Он сразу понял, что лондонский комментатор находится в чрезвычайно затруднительном положении.
Если нацисты думают, что уже достигли решающей победы, то они глубоко ошибаются, говорил комментатор. Советы быстро восстановят потери в людях и технике. Новые части находятся уже на марше. В конце концов, стратегия русских заключается в том, что они стараются затянуть врага в глубь страны. Гитлер повторяет ошибку Наполеона. Если русские и потеряют еще несколько городов и областей, то это не что иное, как шахматный ход их командования. У них достаточно пространства, чтобы не принимать невыгодных им сейчас решающих сражений. Их отступление совершается по приказу и в образцовом порядке.
Зорге выключил приемник.
Комментатор Би-би-си подтвердил вчерашнее специальное сообщение Берлина. Гитлеровские войска прорвали оборонительную линию русских на старой границе и успешно продвигаются на Восток. Две советские армии окружены и уничтожены. Русские отступили по всему центральному участку фронта, перед немцами открылась дорога в глубокий тыл России. Сама Москва оказалась под угрозой.
Плохо складывались дела для Иосифа Сталина. Да и для Черчилля. Если флаг со свастикой взовьется над Кремлем, то, по мнению Зорге, Гитлер вскоре окажется и в Букингемском дворце.
Судьба, кажется, улыбалась фюреру…
Наступил самый подходящий момент, чтобы вмешаться ему, Зорге.
Зорге приучил себя внимательно следить за тем, что происходит вокруг него, где бы он ни находился и чем бы ни занимался. И сейчас, глубоко погруженный в свои мысли, он сразу услышал шуршание легких шагов по гравию дорожки, ведущей к его дому.
Зорге мгновенно насторожился, но эти шаги не предвещали ничего опасного. Он поспешил открыть дверь перед Биргит.
— Что с тобой ? — сразу спросила она. — Получил неприятные известия?
— Да, я получил известия, и даже очень важные.
— Если у тебя неприятности, Рихард, я хочу разделить их с тобой. У нас все должно быть общим.
— Ты в этом уверена, Биргит?
Она испуганно взглянула на него.
— В том, что принадлежу тебе и никому больше? Ну конечно. Разве я не доказала это тебе?
Биргит не получила ответа. Зорге пристально смотрел на нее.
— Что случилось, Рихард? Что с тобой?
— Я хочу знать, — сказал Зорге, пойдешь ли ты за мной на любую опасность, если потребуется — и на смерть?
Он так сильно тряхнул Биргит, что ее руки заболтались, как у куклы.
— Ты сошел с ума, Рихард? Он высоко поднял ее в воздух.
— Будешь со мной, если я сойду с ума?
Она чувствовала необыкновенную силу этого человека и целиком подчинялась ему.
— Да, Рихард… Даже тогда. Всегда с тобой.
Он опустил ее на пол и громко рассмеялся. Внезапно Зорге оборвал смех. Он опустился на колени перед креслом, в которое села Биргит, взял руки девушки и с нежностью поцеловал их.
— Ты прекрасно держала себя, моя маленькая. Извини, что напугал тебя.
Она спрятала лицо на груди Зорге и нежно гладила его волнистые волосы.
— Нет, ты меня не испугал, Рихард, мне все равно, какой ты.
— Мне только хотелось увидеть, как ты будешь реагировать, если со мной что-нибудь случится. Ты, надеюсь, правильно поняла меня?
— Ну конечно!
Зорге подошел к книжному шкафу, достал оттуда бутылку коньяка и две рюмки. Наполнил одну из них до краев.
— Не хочешь ли тоже глоток? — спросил он.
— Это тебя успокоит.
Биргит покачала головой.
— Нет. Мне хотелось бы услышать от тебя новости. Зорге отпил немного. Затем медленно прошелся по комнате и наконец заговорил.
— Немцы, по всей видимости, считают, что уже выиграли войну. Они прорвали русский фронт. Если не случится чуда, они могут захватить Москву.
— И тогда наступит мир? О, Рихард, как я рада за тебя.
Зорге задумчиво посмотрел на девушку.
— Чему ты так радуешься? Ведь ты, так сказать, нейтральна, нейтральный человек, представительница нейтральной страны.
Она засмеялась.
— Почему нейтральна? Мы принадлежим друг другу, и, значит, я не нейтральна. Я с тобой, а ты немец.
— Только наполовину, дорогая. Моя мать русская.
— Но ты же воспитан, как настоящий немец. Я думаю, ты даже образцовый немец. Ты ответственный сотрудник немецкого посольства. Ты выступаешь с докладами в «Немецком доме». Его превосходительство Тратт — твой друг. Он прервал ее движением руки.
— Все это, дорогая, только средства для достижения цели.
— Какой цели, Рихард?
— Ну, для того, чтобы быть Рихардом Зорге. Быть человеком, от которого зависят исторические решения.