Гитлер постоянно следил за своим поведением на людях и не говорил ни одного необдуманного слова. Все публичные проявления эмоций он репетировал не раз. Камердинер Гитлера Хайнц Линге рассказывал, что любой жест его хозяин тщательно изучал и по несколько дней воспроизводил перед зеркалом.
Особо ревностно Гитлер относился ко внешним проявлениям, подчеркивающим его физическую полноценность. Находясь рядом с Гитлером в течение десяти лет, Линге отмечал, что тот при чтении всегда надевал очки, но никогда не показывался в них перед другими. «Фюрер не может плохо видеть», – неоднократно повторял Гитлер. И речи его печатались на пишущей машинке со специальным крупным шрифтом, так, чтобы он мог читать без очков. Однако избавиться от привычки было трудно. Каждый раз, выступая перед публикой, Гитлер инстинктивно вынимал очки из кармана, но немедленно убирал их за спину. В эмоциональные моменты речи он сжимал кулак – очки с треском ломались.
Несомненно, Гитлеру приходилось затрачивать уйму энергии, чтобы соответствовать тому образу, который отвечал его парадному представлению о самом себе как о фюрере арийской нации.
Как считают медики, для нарциссических личностей также характерно отрицание собственной ответственности за неудачи. Они не допускают мысли о том, что они способны совершить ошибку, а неуспех всегда объясняют случайными и внешними факторами.
К лидеру Третьего рейха это применимо в полной мере. Как вспоминал Гудериан – правда, его оценка довольно субъективна – в случае неудачи Гитлер всегда искал козлов отпущения. Когда в 1945 году настал крах, Гитлер отнюдь не стал задумываться о его объективных причинах. Вместо этого он жаловался Геббельсу: «Все идет не так, словно кто-то наслал на меня злые чары; удача от меня отвернулась». То же он говорил и Риббентропу, который вскоре после этого записал: «Тот факт, что он потерпел поражение, фюрер, говоря со мной, назвал судьбой». Ранее, во времена, когда судьба была к нему более благосклонна, фюрер выражался по-другому: «В течение почти двадцати лет огромных реальных успехов время было послушно мне и тем самым подтвердило, что я – непогрешимый, уникальный гений человечества».
Одним из основных внешних проявлений нарциссического личностного нарушения является ярость. Это – прямое выражение высокой агрессивности, свойственной всем нарциссическим личностям.
Принято считать, что ярость всегда была «фирменным стилем» Гитлера. Он не только упивался яростью и агрессией в своих выступлениях перед широкими массами, но и нередко буйствовал в узком кругу приближенных. Однако было бы неверным считать, что Гитлер постоянно пребывал в бешенстве и непрерывно орал. Вспышки ярости были скорее исключением из его обычно вежливого и любезного поведения. Поэтому некоторые наблюдатели интерпретируют агрессивный характер его публичных выступлений как прием ораторского искусства, а его взрывы в кулуарах – как актерство и средство давления на соратников.
Тем не менее серьезный дефицит самоконтроля – в форме необузданной ярости – отмечался у Гитлера всеми, кто постоянно с ним общался. Порой фюрер растормаживался до совершенно неприличного состояния. Живописное описание одного такого эксцесса дал Гудериан:
«Гитлер с покрасневшим от гнева лицом, с поднятыми кулаками стоял передо мной, трясясь от ярости всем телом и совершенно утратив самообладание. После каждой вспышки гнева он начинал бегать взад и вперед по ковру, останавливался передо мной, почти вплотную лицом к лицу, и бросал мне очередной упрек. При этом он так кричал, что глаза его вылезали из орбит, вены на висках синели и вздувались».
А вот описание реакции Гитлера на покушение 20 июля 1944 года, данное генералом фон Хольтицем: «Я стал свидетелем взрыва души, исполненной ненависти… Он сам себя вгонял в бессмысленное возбуждение, изо рта его буквально шла пена, все тело его тряслось так, что письменный стол, за который он ухватился, также пришел в движение. Он обливался потом, и его возбуждение еще более возросло, когда он орал, что «эти генералы будут болтаться на виселице». И здесь я со всей определенностью понял: передо мной помешанный».
Риббентроп описывает целый ряд ситуаций, когда вспышки ярости фюрера ставили под угрозу достижение важных внешнеполитических целей:
«Он мог приходить в слепую ярость и не всегда умел владеть собой. Это проявлялось порой по дипломатическим поводам. Так, в Годесберге, когда пришло известие о мобилизации в Чехословакии, он уже был готов прервать совещание с Чемберленом и вдруг вскочил с покрасневшим лицом – признак его необузданного гнева. Я вмешался с целью успокоить его, и Гитлер потом благодарил меня за то, что этим я спас конференцию. И во время переговоров с Франко в Андее он тоже вскочил в возбуждении с места, когда [министр иностранных дел] Серано Сунье довольно неудачно встрял в беседу. То же самое было и с [английским послом в Германии] Гендерсоном во время польского кризиса, когда тот своей бесцеремонностью (он стукнул ладонью по столу) возмутил Гитлера. Фюрер опять побагровел, и я уже видел надвигающуюся катастрофу, но и на этот раз мне удачно заданным вопросом удалось переключить его внимание на другую тему. Потом Гитлер сказал Гессу, что уже готов был вышвырнуть Гендерсона за дверь. Такие ситуации за все эти годы возникали не раз… После одного такого инцидента… он откровенно сказал мне: «Знаете ли, Риббентроп, иногда я совсем не могу совладать с собой!»
В 1942 году Риббентропу тоже посчастливилось узреть фюрера «во всей красе»:
«Адольф Гитлер пришел… в такое сильное возбуждение, в каком я его еще никогда не видел. Когда я вознамерился выйти из кабинета, он в резких выражениях бросил мне упрек, что, постоянно противореча ему, я совершаю преступление, ибо этим подрываю его здоровье. Он выкрикнул это обвинение с таким ожесточением, что оно глубоко потрясло меня и заставило в тот момент опасаться, как бы с ним не случилось какого-нибудь припадка». Заметим, что мотив «угрозы здоровью» тоже очень характерен для рассматриваемой патологии.
Психиатры связывают агрессивность и ярость с подсознательным страхом крушения хрупкой конструкции «грандиозность – неполноценность», лежащей в основе нарциссизма. Поэтому у нарциссических личностей ярость часто является реакцией на критику. Хотя никому в Третьем рейхе не позволялось критиковать фюрера, известно, что Гитлер до своего прихода к власти был весьма чувствителен к критике со стороны немецкой прессы, а до начала войны – прессы зарубежной. Очень остро реагировал он и на несогласие со стороны сподвижников, которое расценивал как предательство. Так, в 1933 году, когда недавний «соратник по борьбе» Штрассер отказался поддерживать Гитлера, у последнего это вызвало дикую вспышку гнева. По некоторым свидетельствам, глава НСДАП в ярости катался по полу и грыз ковер. Рассказывают, что Геринг по этому поводу заметил: «Все мы знаем, что Адольф – вегетарианец, но никогда не думали, что в его меню входят ковры». Впрочем, возможно, это – всего лишь еще один миф.
