обладая богатырским здоровьем, он не смог бы управлять этой гигантской страной.
Кстати, в силу своих должностных постов я в разные годы участвовал в церемониях похорон в Москве, у Кремлевской стены: Брежнева – в 1982 году, Андропова – в 1984 году и Черненко – в 1985 году. Тогда по лицам и в глазах членов делегаций из многих стран мира приходилось видеть не сострадание по поводу трагедии страны, а жалость, сочувствие государству, которое каждый год занималось похоронами дряхлых руководителей. За каких-то три года уход из жизни друг за другом трех генеральных секретарей воспринимался как предупреждение о ближайшем уходе с исторической сцены самого Советского Союза. Евгений Чазов в своей книге «Здоровье и власть» писал о том, что после избрания Черненко генеральным секретарем врачи 4‐го Главного управления, ответственные за здоровье кремлевских деятелей, говорили: «Мы вступили в период трех “П” – пятилетку пышных похорон». Эти слова, конечно, не объяснить только цинизмом, присущим представителям врачебной профессии.
Время моей работы в качестве секретаря Центрального комитета Компартии Казахстана и председателя правительства республики совпало со сложным периодом в жизни страны, в том числе и Казахстана. Было немало и радостных моментов, и моментов нервного напряжения. Я оценил преимущества и недостатки методов партийного руководства, прошел и школу координации работы правительства.
На посту секретаря Центрального комитета партии я набрал определенный опыт и в депутатской работе. Когда был избран в республиканский парламент от Меркенского района Жамбылской области, мне выпала возможность оказать конкретную помощь населению в строительстве ряда объектов. И тут добрую службу сослужила непосредственная работа с союзными ведомствами. Так же я поступил и будучи избранным депутатом Верховного Совета СССР по Ленгерскому избирательному округу Южно-Казахстанской области.
Болезненное состояние экономики страны я ощутил еще пуще прежнего, когда весной 1984 года был назначен Председателем Совета Министров Казахской ССР.
Но прежде хотел бы рассказать о том, что пришлось увидеть при назначении на эту должность.
По заведенному порядку кандидатуру республиканского главы правительства должен одобрить генеральный секретарь. А для этого надо пройти собеседование с глазу на глаз. Так я поехал в Москву.
Пришлось безвылазно сидеть в гостинице и ждать звонка с информацией о времени встречи с Генсеком. В этом ожидании прошло три дня. Наконец, позвонили: «Пока принять не может – болен. Летите обратно».
Через неделю снова вызвали в Москву. Опять сижу в гостинице. На третий день раздался звонок: «Пока ждите, Константина Устиновича в Москве нет, кажется, отдыхает в своей загородной резиденции. Ожидайте, возможно, поедем в ту резиденцию». Спустя день все повторилось: «Принять не может, возвращайтесь в Алма-Ату». Это были слова М. С. Горбачёва. В то время он был вторым секретарем.
Только третья попытка достигла цели. К Черненко меня привел Е. К. Лигачёв. Естественно, я к этой встрече тщательно готовился, старался, чтобы не ударить в грязь лицом, предусмотреть все возможные вопросы по состоянию дел в республике. Когда вошли в кабинет, Константин Устинович сидел за своим столом утомленный, с совершенно отсутствующим, потухшим взглядом. Вид у него был очень болезненный: сам весь седой и на лице ни кровинки. Вяло протянул руку.
Е. К. Лигачёв стал рассказывать обо мне, упомянул, что я буду самым молодым из всех премьеров союзных республик. Черненко сидел молча, была громка лишь его жуткая одышка. Когда Лигачёв закончил свой монолог, тот наконец задал первый и единственный вопрос:
– Сколько ему лет?
– Сорок четвертый пошел, Константин Устинович. Будет самым молодым премьером, – вынужден был повторить Егор Кузьмич.
Неожиданно Черненко поднялся и направился в мою сторону, но вдруг как-то весь покосился, и находившийся рядом здоровенный помощник едва успел его подхватить.
– Вернетесь, передавайте привет товарищам.
Аудиенция, которая произвела на меня столь гнетущее впечатление, окончилась.
После подобных встреч невольно задумаешься: и такой человек стоит у руля крупнейшего государства! Начинали терзать горькие мысли: «Куда же мы катимся?»
Хотя мне приходилось сталкиваться с самыми различными ситуациями, не раз находиться в плену серьезных раздумий, но до приезда в Алматы, до близкого ознакомления с делами республиканского значения, я никогда не предавался сомнениям о правильности нашего общественного строя. Да и причин для этого не было. Потому что сразу после окончания школы я стал испытывать на себе заботу государства: оно направило меня на учебу в далекую Украину, после получения специальности металлурга устроило на самое мощное предприятие, где получал очень хорошую зарплату, заслужил авторитет, был назначен на большие должности на городском, областном, республиканском уровне – и все это происходило по нарастающей, своим чередом. Поскольку я систематически получал идеологическое воспитание тоталитарной системы, было вполне естественно, что был человеком, твердо верящим в преимущества социализма. Мы выросли и воспитывались в этой системе, прошли комсомольскую, партийную школу. Не верю словам людей, которые как будто уже в то время видели болезни общества, прозрели и поумнели еще тогда. Не говорю и о людях, что, подобно хамелеону или флюгеру, обладают поразительной способностью преображаться в мановение ока в зависимости от перемены начальника и обстановки. Все же сведения, которыми я располагал в силу своей должности, и дела, свидетелем которых становился сам, не могли не тревожить душу.
Хозяйственная система Советского Союза иногда зависела от случайных факторов. Имеются основания утверждать, что в той стране плановая экономика не укоренилась в полном смысле. В целом плановое ведение работы – дело неплохое. Вопрос в том, насколько качественно это планирование. Стоило накопиться в том или ином городе трудовым ресурсам, там строили огромные предприятия на 10–15 тысяч рабочих мест. При этом особо голову не ломали, что оно будет производить, будет ли пользоваться спросом его продукция, будет ли эта продукция реализовываться или нет. Потому что заранее определялось, продукцию какого предприятия в каком месте будут брать. Поскольку у получателя не было возможности выбора, у производителя не было стремления улучшать качество. Ибо все знали, что будут покупать именно этот товар, именно в том месте, именно по установленной цене. Решение больших вопросов зависело от того, сумеешь ли попасть к человеку, который занимался этим, или добиться того, чтобы он позвонил нужному человеку, от авторитета республиканских руководителей перед Москвой, от человеческих взаимоотношений.
Общая ситуация, установившаяся в стране, естественно, была присуща и Казахстану. Поскольку требовалось выполнение плана любой ценой, руководителей хозяйств больше заботила цель вовремя отрапортовать наверх; поэтому был типичным сценарий, когда в отдельные годы совхозы и колхозы до последнего зернышка сдавали урожай государству, а потом были вынуждены втридорога закупать это же зерно, чтобы производить корма для животноводства. До прихода
