Ознакомительная версия.
Аштаратха:
В гневе Шрила Прабхупада был страшен. Он повернулся к лидерам и громовым голосом спросил: «Кто устроил это безобразие? Кто здесь пуджари?» Акшая набрался смелости и выдавил из себя дрожащим голосом: «Я сказал Кишори…» «Женщина? – взорвался Шрила Прабхупада. – Вы хотите всё свалить на женщину?» В воздухе повисла звенящая тишина. Мне хотелось провалиться сквозь землю. Я не знал, куда деваться от стыда. Единственное, о чем я мог в это время думать: «Слава Богу, по крайней мере одежды для Божеств готовы». Тем временем кто-то послал Кишори за фруктами на кухню, но время шло, а она все не появлялась. Чтобы заполнить паузу, Шьямасундара неуклюже спросил: «Шрила Прабхупада, принести фруктов?» В ответ в него полетела молния: «Раньше надо было думать!!!» Наконец появилась Кишори. В руках она несла огромный поднос с фруктовым салатом. Теперь стало понятно, почему ее так долго не было. На дрожащую Кишори набросилось сразу несколько человек. В конце концов, фрукты принесли, алтарь украсили, церемония началась.
Никунджавасини:
Мой средний брат, Анга дас, к этому времени был уже очень серьезным преданным. Он пригласил меня и моих родителей в храм, на церемонию установления Божеств, предупредив нас: «Это чистый преданный, и даже если вы ничего не поймете, сам звук его голоса очистит ваше сердце». На меня эти слова произвели очень сильное впечатление. Я стала предвкушать встречу со святым человеком, один звук голоса которого способен очистить сердце. Мне очень не терпелось поскорее оказаться на празднике. Когда мы пришли в храм, там уже стояли телевизионные камеры, и в храмовой комнате негде было яблоку упасть. Так как ничего не было организовано, Шрила Прабхупада разгневался. Он кричал, а преданные бегали, пытаясь выполнить его указания. Весь храм напоминал разворошенный муравейник. Я уже очень уважительно относилась к Шриле Прабхупаде, но я никак не ожидала, что увижу такое. Мой старший брат до этого принял гуру из Индии, поэтому у меня сложился определенный стереотип того, каким должен быть гуру. Я представляла себе толстого, доброго человека, с чьего лица не сходит улыбка. Но вместо этого я увидела метавшего громы и молнии Шрилу Прабхупаду. Как это ни странно, но гнев его произвел на меня гораздо более сильное впечатление, чем приклеенная улыбка на лице гуру старшего брата. «Это что-то гораздо более серьезное. Тут нужно подчиняться», – подумалось мне. Мне очень понравилось, как реагировали преданные – они тоже были преисполнены серьезности и изо всех сил пытались исправить свои ошибки. Разумеется, я не понимала, что происходит: какие-то деревянные фигуры в белой ткани, фруктовый салат, потом огонь, Прабхупада, который на всех кричит, суетящиеся преданные и камеры телевизионщиков, которые всё это снимают. Но одно ясное ощущение осталось у меня от всего этого: «Сознание Кришны – это очень серьезно».
Реватинандана:
Мы спели киртан, и Прабхупада сказал: «Так, Реватинандана Махарадж, проводи огненное жертвоприношение». Это, вообще-то, должен был делать Прадьюмна, однако, я полагаю, что, поскольку это также была церемония посвящения Ачьютананды в санньяси, Прабхупада велел проводить жертвоприношение мне. Я сел, и каждый раз, когда я ошибался, Прабхупада одергивал меня, говоря: «Нет, не так. Вот так это надо делать». И чем больше он поправлял меня, тем больше я нервничал и мрачнел.
Теперь я попал в один котел с Нанда-кумаром и компанией. Этот вечер все запомнили надолго. Я никогда не видел, чтобы Прабхупада так гневался. Под конец я пропустил намо намаха. Прабхупада сказал: «Ты не произнес намо. Ну, не беда, я сам завершу эти мантры». К моему облегчению, он сам пропел все оставшиеся мантры. Я стал подкладывать дрова в огонь правой рукой. В левой руке у меня была ложка, и я одновременно подливал в пламя топленое масло. Вдруг я вспомнил, что должен делать это той же правой рукой. Увидев, как я перекладываю ложку из руки в руку, Прабхупада изобразил на лице такую гримасу, что я готов был провалиться сквозь землю.
Затем Прабхупада дал Ачьютананде санньясу. На Ачьютананду было жалко смотреть: мало того что он делал такой серьезный шаг, так его еще и ругали на чем свет стоит. Он стоял, весь дрожа, сжимая в руке данду, а зубы у него ходили ходуном. По завершении церемонии Прабхупада сказал: «Всё готово» – и, указав на меня, велел начинать киртан. Я запел киртан. Прабхупада посмотрел на Ачьютананду и впервые за весь день чуть-чуть улыбнулся, и знаком попросил Ачьютананду танцевать. Прабхупаде понравилась его серьезность, однако он хотел, чтобы Ачьютананда немного расслабился в киртане. После киртана он встал и прошел к выходу, однако машина еще не подъехала, и ему пришлось несколько минут ждать под дождем. Обратно в храмовую залу было не протолкнуться, потому что в дверях собралась огромная толпа учеников. Наконец машина подъехала, он сел в нее и спросил у Нанда-кумара: «Ты взял для меня прасад?» Нанда-кумар стал мямлить что-то невразумительное в ответ: «Аааа, ммм, Прабхупада, я думал, что Вы покушаете свой обычный прасад, он не такой жирный». Прабхупада сказал: «Нет, это установление Божеств. Я буду есть только маха-прасад от Божеств. Пойди и принеси мне тарелку». Нанда-кумар быстро принес целый поднос маха-прасада и повез Прабхупаду домой. Как он рассказал мне позже, по дороге прасад упал с заднего сиденья прямо на пол, и у Нанда-кумара потемнело в глазах от ужаса.
Они приехали, Прабхупада поднялся наверх, и Нанда-кумар подумал, что Прабхупада побрезгует этим вываленным в грязи маха-прасадом. Однако Прабхупада первым делом спросил: «Где мой прасад? Принеси мне прасад». Нанда-кумар ответил: «Прабхупада, он ведь свалился на пол». Прабхупада сказал: «Ну и что? Все равно принеси». Нанда-кумар собрал его с пола, положил на поднос и принес Прабхупаде. Прабхупада все съел до крошки. Там наверняка была грязь и всякая всячина, однако Прабхупада съел всё, потому что это был прасад.
Реватинандана:
После церемонии, на которой Ачьютананда получил санньясу, я подумал, что хорошо бы сходить к Прабхупаде и от имени всех преданных попросить у него прощения. Я спросил у Нанда-кумара, у себя ли еще Прабхупада, и, получив утвердительный ответ, постучался к нему: «Можно войти?» Получив позволение, я вошел и, поклонившись, сел у его стоп. Я сказал: «Шрила Прабхупада, от имени всех преданных я хочу принести Вам наши извинения. Мы всё сделали из рук вон плохо, и нам очень не по себе, что мы расстроили Вас». Прабхупада чуть улыбнулся и ответил: «Забудьте об этом, даже и не вспоминайте». Он был аболютно спокойным, и это поразило меня еще сильнее, чем его крик утром.
Ознакомительная версия.