Унсет использует еще одну возможность, которую предоставляет ей беллетризация – она сводит к минимуму вмешательство рассказчика. От автобиографического текста обычно ждут определенный вклад нарратора, который комментирует происходящее из настоящего времени (ожидание, которое автобиографы, за некоторым исключением, обычно оправдывают). Рассказчица Унсет время от времени проявляется, когда речь заходит о событиях, которым только предстоит случиться (событиях, стоящих за горизонтом истории главной героини, заканчивающейся на ее одиннадцати годах). Иногда (хотя и не очень часто) она дает о себе знать проницательными комментариями. Например, она отмечает, что самое раннее воспоминание Ингвилд – «ее первое осознание себя, когда она противопоставила свою волю воле другого человека» 81 – наблюдение, которое интересно дополняет давно известное отождествление личности с памятью и более недавнее утверждение, что автобиографические воспоминания относятся к формированию когнитивного «я» (т. е. к самосознанию) 82. Но чаще она стремится откорректировать создающееся впечатление. Например, она называет преувеличением соперничество между детьми в семье и говорит: «Радость старших братьев и сестер при появлении новорожденного, несомненно, зачастую в какой-то степени связана с их предположением о том, что теперь взрослые будут заняты с малышом» 83 – и что они сами получат больше свободы. Особенно проницательно она отзывается об убеждении, которого придерживаются многие опекуны, что маленькие дети играют друг с другом. До четырех-пяти лет, утверждает она, дети заняты исследованием окружения и интересуются взрослыми, от которых они зависят, при этом они не обращают особого внимания на других детей, хотя и могут попытаться отнять у них что-нибудь 84. Но в основном повествование ведется с точки зрения Ингвилд.
У Ингвилд появляется младшая сестра, Марит, а вскоре и еще одна – Бирте. И все же это определенно не работа в стиле «мы», а личная история Ингвилд. Повествование фокусируется на ней, и рассказчица комментирует только ее психику, и ничего больше. Ее отличию от Марит уделяется куда больше внимания, чем их совместной деятельности. Повествование сосредоточено строго на Ингвилд, но о том, как она стала писательницей, почти ничего нет, хотя некоторые моменты указывают на ее ранний писательский талант: она любит рассказывать истории и читать и ненавидит шитье и вышивку. Большая часть информации, которую Унсет дает об Ингвилд, ничем не обоснована и не несет особой смысловой нагрузки: например, в два-три года она очарована игрой света на потолке и одержима плакатом с изображением стопы, а позже ей нравится сидеть в тайном месте в саду. Информация, которая как бы существует сама по себе, является отличительной чертой этой автобиографии.
Одновременно с тем, как формируется картина склонностей и талантов Ингвилд, ее предпочтений и увлечений, многие из них, как бы сильно они ни проявлялись, находятся в постоянном движении, готовы измениться, рассеяться, перегореть или повернуться вспять в любую минуту. Например, в детстве Ингвилд любит пчел, но взрослые этого не одобряют. Ее теплые чувства к собаке испаряются после того, как ее укусила другая собака. Внезапно меняется ее отношение к плаванию. Изначально она ненавидит и боится купаться; но два лета спустя она решается зайти в море, начинает плавать и влюбляется в него. В целом Унсет рисует детство как время подвижности, текучести, когда проблемы возникают, а затем точно так же исчезают.
В поисках того, что Натали Саррот позже назовет тропизмами и положит в основу своего главного сочинения, Унсет следует за довербальными, субрациональными реакциями Ингвилд на различные ситуации 85. Например, она описывает ощущения от того, как прыгала между двумя зеркалами, когда была совсем маленькой. Страх был доминирующей темой для Джоан Арден, но Унсет подходит к нему аналитически: Ингвилд/Унсет гордится тем, что знает, как появился каждый из ее страхов. Она знает, что ее страх перед темнотой начался, когда она в темноте упала с лестницы. Что ее страх перед огнем был вызван картиной разрушений, вызванных пожаром. В главе об эксгибиционисте и других формах «полового воспитания» она описывает опыт, объединивший страх с чувственностью, а именно – опыт потерять голову в опасной ситуации и безрассудно сделать что-то еще более опасное. Она падает с лестницы:
Прошло много времени, прежде чем она стала ясно осознавать, что она испытала – одновременно спазм страха, сладострастное чувство и рассеянность, которые могут проявиться, когда телу кажется, что ему угрожает гибель: кровь бурлит, и человек делает вещи, от которых позже приходит в ужас 86.
И эти идеи, и подход очень оригинальны, они не имеют прецедентов в традиции женского нарратива о детстве.
Одновременно рассказчица раскрывает, не говоря этого, об Ингвилд то, что читатель вполне может посчитать верным и для многих других детей, и некоторые из затронутых вопросов, действительно, получают развитие в более поздних женских текстах о детстве. Будучи совсем маленьким ребенком, двух лет или около того, она ощущает мир с «интенсивной телесностью», которую Дорис Лессинг в «Под моей кожей» (1994) приписывает особенностям восприятия детей в этом возрасте 87. Она замечает пенку на каше и крошки печенья в бороде мужчины, который ее обнимает. Когда она на несколько лет старше, рассказчица отмечает, что Ингвилд, если бы ей предложили выбирать, предпочла наказание, с которым было бы быстро покончено, долгим и скучным нравоучениям. Семья Ингвилд небогата, и девочка не одинока и общается не только со своими братьями и сестрами, как многие другие маленькие девочки, о которых мы слышали.
Она часто оказывается новенькой в детских коллективах, и поэтому она переживает типичные проблемы, с которыми сталкивается новый ребенок в подобных обстоятельствах. Другие дети травят и дразнят ее, издеваются над ее одеждой и принадлежностями, которые отличаются от привычных им. Она находит выход из этих ситуаций и ни в коем случае не воспринимает себя как жертву. Она возмущается, когда ее поддразнивают взрослые – довольно обычная жалоба, на которую будет указывать и Мюриэл Сент-Клэр Бирн. Она избегает страдающих людей, что мы также увидим у Франчески Аллинсон.
Унсет дает понять, что интеллектуальная, свободомыслящая семья Ингвилд оказала гораздо больше влияния на нее, чем любая из школ, которые она посещала. Она с восхищением смотрит на родителей. Ее отец – блестящий археолог с мировым именем, ее мать – интеллигентная датчанка с рационалистическими идеалами, которые компенсировали ее упрямый характер. Появляются и портреты бабушек и дедушек, и описания их домов, где Ингвилд проводила немало времени: семья ее отца – великодушные, благонамеренные и высокоорганизованные норвежцы из Тронхейма, семья ее матери – радушные и гостеприимные датчане из Калуннборга. Ее родители – ее первые учителя, и они создали дом, в котором она училась столь многому, что превзойти их не смог ни один из школьных учителей. На самом деле, ее образованные интеллектуальные родители привили девочке пренебрежение к школе. Родители формируют ее нравственное развитие. Мать настаивает на том, чтобы она не перенимала глупые ценности окружающих, чтобы она научилась мириться с тем, что ее одевают не так, как других детей, за что те поднимают ее на смех. Больше всего ее родители не одобряют ложь. Значительные размышления посвящены ситуации, когда отец выпорол семилетнюю Ингвилд (необычное наказание) за то, что та попыталась свалить вину за собственный проступок на младшую сестру. Ингвилд рассуждает о природе вранья, которое, как ей кажется, не является синонимом неправды, потому что к нему примешивается еще и притворство. Что есть ложь, а что нет? Когда живущая по соседству старшая девочка, которую Ингвилд боготворит, откровенно и бесстыдно врет о том, что нашла ожерелье, это омрачает обожание Ингвилд, но в то же время она затаивает ненависть к маленькой девочке, которая сплетничает о ее кумире.
