"Сапог и есть", - подумал Юрий презрительно; механиков звали "сапогами", намекая на черные погоны Инженерного училища и на черную кость. - "Чего Николай с ним связался? Подумаешь - дружба..."
Разговаривать Морозов решительно не хотел. Он сидел в чужом кресле в чужой каюте в мрачном раздумье. Пауза была неловкой и томительной. Греве или Веткин давно бы сумели разбить ее шуткой, и осколки засверкали бы легким, удобным разговором, - а этот молчит, как пень! Юрий обозлился.
- Простите, я вас оставлю, - сказал он с предельной холодностью, вставая и кладя браунинг на койку; к столу через Морозова добраться было невозможно.
- Пожалуйста, - сказал Морозов равнодушно и опять погрузился в молчание.
Юрий прошел в кают-компанию. За роялем Греве и Веткин, дурачась, играли в четыре руки собачий вальс. Веткин сбивался, и Греве хохотал над ним так заразительно, что Юрий улыбнулся тоже.
Чувство тревоги здесь исчезло. Кают-компания жила полной вечерней жизнью. Отец Феоктист, сложив на животе руки, осклабясь, слушал веселую болтовню мичманов. Старший артиллерист стучал костями трик-трака, и уже на угловом диване составилась вечерняя беседа лейтенантов. Бронзовый рыбак над ними меланхолично держал фонарь, и свет его дробился в разноцветных ликерных рюмках.
Юрий вздохнул. Жизнь, очевидно, наладилась, в уезжать расхотелось.
Брат поднялся ему навстречу с дивана, где он говорил с Шияновым.
- Ну, собирайся, - сказал он, подходя. - Через полчаса катер. Старший офицер устроил тебя на "Бдительном", они прямо в Кронштадт идут... Попрощайся с ним и поблагодари.
Юрий подошел к Шиянову. Тот полулежал в углу дивана, далеко запрокинув свою узкую голову, и отбивал сухими длинными пальцами такт собачьего вальса. Белые уголки его воротничка были невозмутимо свежи: после суда он переменил белье и вместе с ним - настроение.
- Разрешите поблагодарить вас, господин кавторанг, за то исключительное радушие, которое я встретил на "Генералиссимусе", - сказал Юрий, кланяясь, и внутренне похвалил себя за вполне светскую фразу. Шиянов тотчас встал: гость вне чинов, и флотское гостеприимство обязывает. Он сказал несколько незначащих любезных слов, пожал Юрию руку и снова откинулся на диван, просияв уголками воротничка.
Юрий подошел к роялю. Лейтенант Греве прервал игру и простился с Юрием со своей обычной безразличной любезностью.
Веткин был теплее.
- До свиданья, блестящий гардемарин, надежда российского флота, сказал он. В глазах его пробежал смешок, и он задержал Юрину руку. - Вы на меня не сердитесь?
Юрий густо покраснел. Он снова почувствовал себя, как тогда ночью на палубе. Сейчас было хуже: смотрели не матросы, а офицеры. Смешок в глазах Веткина был опасен: неужели вот сейчас, жестоко забавляясь, он расскажет со всегдашним милым остроумием позорную историю о том, как гардемарин вылез на палубу в сиреневых кальсонах и в тельняшке?
- Что у вас за тайны мадридского двора? - спросил старший Ливитин. - В чем дело, Юрий?
Юрий пробормотал что-то несвязное. Веткин рассмеялся.
- Не ревнуйте, Ливи! Позвольте мне иметь с вашим братом маленькую тайну. Клянусь, она не угрожает вашей фамильной чести!
Он тряхнул Юрину руку.
- Право, не сердитесь, Юрий Петрович. Жизнь - великолепный анекдот, не правда ли?
Юрий облегченно вздохнул. Интимный дружеский тон, установившийся между ним и лейтенантом, мог только льстить его самолюбию. Сердиться на Веткина было невозможно.
- Правда... только мне было не до смеху...
Оба опять понимающе фыркнули, и Юрий, поклонившись остальным офицерам, пошел к дверям под прыгающий мотив собачьего вальса. В коридоре лейтенант спросил все еще улыбающегося брата:
- На что Веткин намекает?
Сейчас признаться было уже легко, и Юрий рассказал ночное происшествие. Лейтенант расхохотался тоже.
- Веткин, ей-богу, остроумен! Умеет же человек во всем находить анекдот!.. А тебе наука - не шляйся по верхней палубе не по форме одетым, сказал Ливитин, открывая свою дверь, и вдруг остановился. Высокая и большая его фигура заслонила собой каюту, и Юрий услышал только его внезапно изменившийся голос:
- Идиот! Положите эту игрушку, сейчас же! Ну!
Он шагнул вперед, и теперь Юрий смог увидеть бледного Морозова. Тот опускал браунинг на стол, рука его тряслась.
- Выпейте воды, фу, стыд какой! - сказал лейтенант, и Юрий ревниво уловил в его тоне теплые ноты. Так когда-то Николай утешал его в огорчениях детства.
Следовало, собственно, деликатно уйти, но любопытство превозмогло. Юрий решительно вошел в каюту, закрыл дверь и, деловито налив в стакан воды, сунул его Морозову. Этим он включился в события, решившись не уходить во что бы то ни стало.
- Ну, в чем дело, Петро-Петруччио? - спросил лейтенант. - Юрий, защелкни замок, здесь драма... Вы совсем больны, Петр Ильич, что с вами?
Морозов поднял на него свое круглое мальчишеское лицо. Бледное, курносое, оно жалко дергалось, и Юрий про себя пожал плечами: мальчишка, хоть и мичман по третьему году!
Морозов молча кивнул на стол. Лейтенант взял бумагу и, пробежав ее глазами, свистнул. - М-да, - сказал он, кладя бумагу на стол, - не так хорошо, как здорово! Но вы-то тут решительно ни при чем!
- Я подлец, Николай Петрович, и мне надо стреляться, - сказал Морозов отчаянно, и по тону его нельзя было понять, спьяна или всерьез он это говорит. Юрий проворно схватил браунинг и переложил его на койку, подальше от Морозова, и, подчеркнув этим свое право вмешательства, взял бумагу.
Фиолетовые буквы были казенно ровны и невыразительны. Юрий читал их быстро, одновременно прислушиваясь к разговору, опасаясь, что брат спокойно отнимет бумагу. Приговор осветил ему весь тревожный день:
Суд особой комиссии, назначенный приказом начальника бригады линейных кораблей от 24 сего мая, в составе...
- Подлость - понятие сугубо относительное, - сказал Ливитин, садясь на койку. - Объяснитесь!
...признал виновным в том, что они 24 сего мая, согласившись между собой противиться распоряжениям начальства...
- Я должен был догадаться, что Шиянов и Греве топят людей, выгораживая себя!.. Я говорил вам, что пустяками этот суд не кончится...
...стоя во фронте в числе более восьми человек...
- Да, приговор довольно циничен, - согласился Ливитин, - но при чем все же вы?
...при этом суд признал, что вышеописанное противодействие могло иметь вредные для службы последствия, и установил...
- Не циничен, а чудовищен! Подл!.. Ваш болван Сережин выгнал их наверх, и из-за каких-то синих штанов...
...приговорил: унтер-офицера 2-й статьи Карла Вайлиса и кочегара 2-й статьи Матвея Езофатова к лишению всех особенных... и по состоянию присвоенных прав и преимуществ...
