Я хочу стать законной женой любимого человека, но не могу выйти замуж за мужчину, не принявшего закон моей страны... Нет, видно, сразу не выбраться из этого. Нужно еще какое-то время, пока Ян поймет и примет условия..."
Чувство Катлин и Яна было одно. Не одинаковы были их мысли.
"Я люблю Катлин, - думал Ян, - и она любит меня. То, что произошло между нами, было неизбежно и естественно. Мы оба, в равной мере, несем ответственность. Но я мужчина, я первый должен найти выход из того положения, в котором мы оказались. Какой выход я могу предложить? Жениться и больше не скрывать нашей любви. Но пока еще я сам должен скрываться. И потом, как оформить наш брак? Катлин наверняка побоится осуждения родственников и захочет венчаться в церкви. Я не могу пойти на это. Другое дело, если мы уедем из Англии, тут Катлин можно уговорить обойтись без церкви. Но уехать на мою родину Катлин может только как моя жена, а для меня сейчас невозможно официальное обручение. Кажется, по английским законам я должен сначала "натурализоваться", получить паспорт, то есть, принять подданство". Этого никогда не случится. У меня есть подданство... Пусть нас зарегистрирует советское консульство, после того как мне выдадут советский паспорт. И тогда... Захочет ли Катлин бросить свою родину, друзей, близких? Уехать не просто "за границу", а в другой мир. Так ли велика ее любовь?"
Охваченный противоречивыми мыслями, Ян боялся отказа Катлин, угадывая его в мелочах, в интонациях, в расспросах о Советском Союзе и откладывая окончательный разговор со дня на день.
Катлин неожиданно сама начала.
Яна всегда удивляла ее способность проникать в его думы, казалось бы, ничем не обнаруженные.
- Я знаю, мой дорогой, - говорила Катлин, разглаживая щеткой волосы Яна, - ты грустишь не потому, что больше не любишь меня, а потому... потому...
- Что люблю еще больше... - сорвалось у Яна.
- Это как раз то, что я хотела сказать, - Катлин засмеялась, прижав его голову к своему плечу, - и ты не можешь оставить меня, а я не могу быть без тебя...
- Да. - Ян прикрыл глаза, чтобы, кроме этих слов, ничто не существовало вокруг.
- Значит, мы всегда должны быть вместе...
- Да, Катя...
- И тогда, когда ты захочешь покинуть эту страну?
- Да! Да!
Ян вырвался из объятий и так прижал к себе Катлин, что она вскрикнула: "О! Дарлинг..." - и, смеясь, стала увертываться от поцелуев, а Ян ловил ее и, отбрасывая золотистые волосы, целовал шею, щеки, губы, плечи и говорил, говорил. Теперь Катлин, как только хватало ей воздуха, отвечала: "Да... да... да..." - Хотя она почти не слышала слов, она только знала их смысл. И этого было достаточно.
Утомленные, они затихли, вяло возвращаясь к прерванному разговору. Снова первая начала Катлин.
- Нет Ян! Ты не можешь вернуться с опущенной головой, - сказала она, сидя у зеркала. Закинув обнаженные руки, Катлин укладывала растрепанные волосы. Яну всегда нравилась эта поза.
- Что это значит? - тихо спросил он, продолжая любоваться мягкими линиями ее рук и спины.
Катлин видела его отражение в зеркале. Ян полулежал на узкой тахте, подложив под локоть цветные подушки.
- Это значит, - Катлин повернулась к Яну, - что осталось ждать не так долго. Мой диплом и наследство дадут нам приличную жизнь, пока ты будешь учиться и достигнешь хорошего положения, а потом... что ж, я буду женой знаменитого артиста королевской оперы, и на русском вокзале нас встретят цветы и репортеры!
- Ого! - Ян засмеялся. - По-моему, это не самая лучшая твоя шутка.
- Я не шучу! - Катлин оживилась, размахивая гребнем в такт словам, она вскочила с низкой скамейки. - Нет никакого смысла начинать все сначала, даже на родине... Я все обдумала! Через год-два ты станешь настоящим артистом, не на улице, а в театре, с приличным заработком...
- Катя, - попытался остановить ее Ян, - давай поговорим серьезно!
- Очень серьезно! - Она прыгнула к нему на тахту и, присев на корточки, заговорила быстро, возбуждаясь неожиданно возникшей идеей. - Директор нового музыкального театра, мистер Грайв, друг моего отца. Кажется, папа вылечил его от какой-то болезни... Он всегда говорил, что хотел бы сделать что-нибудь для меня, но я никогда не обращалась к нему. Ты понимаешь, дорогой? Сейчас он как раз набирает труппу. Стоит мне попросить...
- Оставь, Катя. Так много безработных артистов... Это не серьезно...
- О, я уже вижу тебя в костюме Фигаро, или, может быть, они захотят поставить русскую оперу, например, "Пиковая дама"... Как жаль, что я не могу петь женскую партию.
Катлин смеясь, упала на грудь Яна, снова обдав его ароматом волос, от которого закружилась голова. Никакого серьезного разговора не получилось. Ян понял только одно: что договориться с ней будет трудно.
Прошел еще день.
Воспользовавшись отсутствием Катлин, он ушел в бар, на берег реки, чувствуя необходимость побыть одному. Он был уверен, что какие-либо один-два часа свободной прогулки не нарушат их тайны. Вернее, он об этом даже не думал. Фраза, произнесенная Катлин у зеркала: "Ты не можешь вернуться с опущенной головой", захватила все его мысли и чувства. Что, если она права? Ведь действительно, лучше прийти так, как когда-то мечталось. Заслужив право смело и гордо смотреть людям в глаза. Но как заслужить? Что надо сделать? Может быть, Генька подскажет? Надо решиться найти его. Больше этому ничто не помешает.
Но Ян ошибался. Еще когда только он входил в бар и когда после него к "Проспекту" подъехали Геннадий и Сергей, человек в полосатом костюме, помахивая темным зонтиком, торопливо вошел в телефонную будку. Сквозь стекло было видно, как он, оглядываясь по сторонам и придерживая ручкой зонтика плохо закрывающуюся дверь, радостно сообщал что-то. Где-то на другом конце телефонного провода другой человек ответил:
- Ол райт, Чарли! Это удачно. Ждите мистера Брауна и еще одного нашего друга.
Глава четырнадцатая
Старичок с сумкой, держа в каждой руке по стакану джина, разбавленного водой, со странным названием "тоник"*, подошел к столу и, отодвинув ногой стул, сел против Яна.
______________
* Газированная хинная вода, изготовляемая для азиатских колоний Англии, обычно употребляется с джином.
- Избавление час благословенный, - сказал старик по-русски, пододвигая к Яну стакан. - Мною оплачено, опусти еще льда кусочек и лимончика, вери найс! Пей, угощаю. Было - сплыло. Как говорится: милые дерутся - только тешатся.
Старик поднял свой стакан, не спуская с Яна маленьких слезящихся глаз.
- Всегда защита, поддержка тебе. Русские мы, русские и есть, продолжал он, нагибаясь через стол, - а они вон что думали. Хи-хи-хи, силком на пароход тебя! Тонка, как говорится, кишка. Хи-хи...
