На следующий день мы пошли к нему. Как выяснилось, он еще вчера уехал в Калькутту».
К этому моменту обычно терпеливый Жак стал нервничать и злиться. Он оставил надежду, что махараджа Патиалы купит жемчужину, но были и другие встречи в Индии, на которые нельзя опаздывать. Нужно было продолжить путь, но он хотел вернуть свою драгоценную жемчужину. Размышляя об этом затруднительном положении, Жак придумал план. Послал конфиденциальную телеграмму своим братьям, прося их ответить ему тем же образом, прислав телеграмму во дворец – с просьбой немедленно вернуться с жемчужиной в Париж. Это сработало. После того как дворец получил срочную телеграмму из штаб-квартиры Cartier, махараджа согласился вернуть жемчужину. Жак заплатил за вещи, которые обещал купить по завышенным ценам, и покинул Патиалу, отправившись на следующие встречи в Калькутте и Бароде.
Барода и ревнивые ювелиры
Когда Жак появился в Лакшми Виласе, великолепном дворце Бароды, построенном в качестве подарка от Геквада Сараджирао III его первой жене Чимнабай в 1890 году, его приветствовала вторая жена Геквада, Чимнабай II. Во время Дурбара, когда Жак показывал свои драгоценности, махарани оставались на втором плане, но в Бароде он имел возможность поговорить с Чимнабай II напрямую. Она сразу понравилась ему, и Жак написал домой, что она «превосходная женщина», умная и вдумчивая, которая с самого начала пыталась сделать так, чтобы он почувствовал себя в огромном дворце как дома.
Начав жизнь на ферме, Геквад Сараджирао III был избран будущим правителем Бароды, когда штат остался без наследника. Вероятно, звездами ему было предписано править людьми – он войдет в учебники истории как прогрессивный и справедливый правитель, пример для других. Геквад построил школы, колледжи, библиотеки, открыл уникальный музей на территории дворца – для благосостояния и образования подданных. Он даже предложил женщинам (начиная с собственной жены) возможность получить образование.
Геквад полагал, что часть воспитания человека должна заключаться в изучении различных стран и культур; он игнорировал веру в то, что набожные индусы потеряют касту из-за контакта с неиндуистами за пределами страны. В 1887 году он и его жена впервые отправились в Европу. Они побывали всюду: от дворцов до канализационных сооружений. Индийский правитель по пути делал заметки, которые пригодились бы дома.
Как и Жак, Геквад ценил искусство и классический дизайн. Его дом, в четыре раза превышающий Букингемский дворец, имел широкие коридоры, просторные внутренние дворики, сложные каменные резные орнаменты и открытую решетку, через которую проходил свет. Внутри все было подобрано с пониманием гармонии. Пышные зеленые растения окружали прохладные бассейны, в углах стояли мраморные статуи и старинные часы, а стены украшали портреты махараджей.
В своем дневнике Жак сделал прекрасные зарисовки украшений Бароды в натуральную величину. Гекваду было всего двенадцать лет, когда он принял свою царственную роль, он носил эти украшения во время государственного визита в Индию Эдуарда, принца Уэльского (позже Эдуарда VII), в 1875 году. Тогда «Маленький Геквад из Бароды», как вспоминал принц, ослепил своих зрителей: «Он был увешан: голова, шея, грудь и руки, пальцы и лодыжки – таким количеством чудесных огромных бриллиантов, изумрудов, рубинов и жемчуга, что это могло бы составить состояние богатого города». Теперь Жака попросили сделать опись этих сказочных драгоценных камней, чтобы он предложил, как переставить их в современные платиновые оправы. Ошеломленный качеством камней, он делал заметки вместе с набросками: «У него есть красивый бриллиант «Звезда Юга». Он используется в качестве подвески на колье, состоящем из трех рядов алмазов, каждый камень весом от тридцати до сорока карат. Все это стоит 250 000 фунтов стерлингов. У него также есть ожерелье, состоящее из пяти рядов жемчужин, которые по размеру и цвету абсолютно бесподобны».
Жак впервые посетил дворец Лакшми Вилас в княжестве Барода (вверху) в 1911 году. Геквад попросил его сделать наброски для переделки своих украшений, и Жак нарисовал их, чтобы иметь образцы по возвращении в Европу. Это его быстрый карандашный набросок бриллиантового эгрета
Несмотря на то, что Жак проводил дни и ночи, дорабатывая дизайн для переделки коронных драгоценностей Бароды, он так и не смог получить заветный заказ в этой поездке. Повторилось то же, что с Луи в России годом ранее: подозрительные местные бизнесмены на каждом шагу осложняли жизнь. Даже Геквад не ожидал такой силы негативных чувств от придворных ювелиров. Они были настолько напуганы, что этот европеец украдет их бизнес, что спровоцировали скандал, фактически вытеснив Жака из своего штата. Жак, который очень хорошо понимал ситуацию, решил не жаловаться и оставаться максимально нейтральным. «Как и при всех дворах, здесь есть свои группировки… Каждый раз, когда со мной консультируются, я соглашаюсь со всеми, в то же время – держу сторону махарани, которая является главой… Именно она дергает за веревочки в этом спектакле канатоходцев».
Подход Жака оказался правильным. Перед тем как он покинул Бароду, махарани Чимнабай II доверила ему самое большое ожерелье и несколько других предметов для переделки. Это был не большой заказ, о котором он мечтал, но и 30 000 франков совсем не помешали. Покидая Бароду, Жак был рад, что ему удалось провести время с королевской парой, которую очень ценил. Их союз и уважение друг к другу напомнили ему о Нелли, о том, как сильно он скучает. Однако прежде, чем вернуться в Париж, предстояла еще одна важная миссия.
Жемчуг Персидского залива
После четырех месяцев в Индии Жак и Ришар отправились к Персидскому заливу. «Мой дорогой Луи, – писал Жак домой, – если я правильно понял, самая важная миссия, возложенная на меня в этой поездке на Восток, состоит в том, чтобы исследовать рынок жемчуга и сообщить о наиболее эффективном для нас пути его покупки». Как хорошо знали Картье, натуральный жемчуг был настоящим магнитом для самых богатых женщин мира. Со времени открытия алмазных рудников в Южной Африке цены на жемчуг сильно выросли. В первое десятилетие XX века одна жемчужина хорошего качества, ценившаяся за круглую форму больше, чем за блеск, стоила в четыре раза дороже, чем бриллиант; жемчужное ожерелье оценивалось выше, чем картина Рембрандта. Совершенные жемчужины было практически невозможно найти; лучшие, полагали Картье, были из Персидского залива.
За двадцать пять лет объемы экспорта жемчуга из Персидского залива увеличились в четыре раза. (За десять лет – с 1894 по 1904 год – экспорт жемчуга из Бахрейна вырос с 3,7 миллиона до 10,3 миллиона рупий.) И все же основную прибыль получали не шейхи, а посредники. Они покупали жемчуг в Персидском заливе, отправляли его в Бомбей, сортировали и измеряли, а затем продавали международным ювелирам, включая Cartier, с огромной наценкой. До сих пор только один парижский ювелир, Rosenthal Freres, сумел исключить посредников из процесса, покупая напрямую в странах Персидского залива; в результате он стал чрезвычайно богатым человеком. The New York Times оценила состояние Леонарда Розенталя в 1914 году в 100 миллионов долларов (около $2,6 миллиарда сегодня). С завистью наблюдая
