На наше счастье, второй полицейский оказался сильнее и завладел винтовкой. Тяжело дыша, поднялись полицаи с земли, но ссориться больше не стали. При взгляде на нас первый полицай опять разъярился.
— Давайте свои паспорта! — взревел он. — Вы пришли без пропуска, я отправлю вас в лагерь военнопленных, я сгною вас там!
Теперь оба полицейских, ругаясь, набросились на нас, требуя паспорта. Протестовать? Невозможно, мы бесправны. Я молча достала и отдала паспорта. Первый сунул их себе в карман, и полицаи принялись за продолжение погрома.
Они вытащили на крыльцо мешок с пшеницей — самое ценное достояние Тамбовцевых — и потащили куда-то за дом. Мы встали, пошли вслед за ними и увидели, что полицейские спрятали мешок в сарайчике кулака, стоявшем за домом. В это время вернулись Тамбовцевы с толпой крестьян и старостой. Поднялся страшный шум: крестьяне схватили отбивавшихся полицейских и потащили их прочь, полицейские изощрялись в ругани.
Староста объявил кулаку, что выселять Тамбовцевых он не имеет права. Дом стал, дескать, достоянием германского государства.
Вечером староста принес нам паспорта, отобранные у полицейских. Этот староста, так сказать, вилял хвостом, делал вид, что сочувствует советским людям, что и явилось впоследствии причиной гибели Тамбовцева. Мы помогли Евфросинье Ивановне и ее мужу собрать и расставить все вещи по местам и принести из сарайчика мешок с пшеницей. Многие вещи были поломаны, а посуда разбита.
Мы прожили у Евфросиньи Ивановны две недели. Наконец, в записке, переданной проезжавшим через Альму крестьянином, папа сообщил, что поступил преподавателем математики в бахчисарайскую школу, живет у Сергея Павловича Богоявленского. Сергей Павлович и его дочь участливо отнеслись к папе и предлагают всем нам, пока не устроимся, поселиться у них. Мы решили немедленно отправляться.
Расстались с Тамбовцевыми очень тепло, глубоко благодарные им за доброе отношение. Муж Евфросиньи Ивановны посадил нас на попутную телегу, и мы уехали.
Печальна судьба семьи Тамбовцевых. В живых остались только Евфросинья Ивановна и ее дочь. Четырнадцатилетний сын ушел к партизанам. После одного из боев труп его был найден у кромки леса и опознан крестьянами. Муж Евфросиньи Ивановны погиб из-за одной единственной советской газеты, которую получил от кого-то и дал прочесть старосте, поверив ему и не зная, что тот ведет политику «и нашим и вашим». Эта оплошность стоила Тамбовцеву жизни, он повесился на своем ремне в гестаповской камере, но никого не выдал.
Встреча с сестрой в Бахчисарае. Поездка в Севастополь
Радушно встретили нас Богоявленские. Их домик, стоявший возле речки Чурук-су, был, кажется, так же стар, как и сам Сергей Павлович. Крохотный садик, высокая стена забора, в нижнем этаже — сараи, в верхнем — две небольшие комнаты; одна Сергея Павловича, другая Сонина. Богоявленский уступил нам свою комнату, так как до наступления холодов жил в летней комнатке-клетушке.
Не имея никаких запасов продовольствия, Богоявленские, как говорится, перебивались с хлеба на квас, выменивая продукты на последние вещи.
Папе дали карточки на хлеб и в столовую. Скудный хлебный паек мы делили на всех поровну. Раз в день в столовой давали по тарелке воды, в которой плавало немного капусты, и за этим обедом приходилось простаивать по два-три часа в очереди.
Папа работал, я тщетно пыталась устроиться, меня нигде не принимали. Бахчисарай город татарский, русского населения, там было очень мало. Здесь стояли немецкие части и добровольческие татарские подразделения.
Но вот однажды кто-то постучал в калитку. Соня юшла открывать, и мы услышали знакомый, родной голос Лели — моей сестры. Мы бросились к окну и увидели Лелю, согнувшуюся под тяжестью рюкзака. Нечего и говорить о том, какова была эта встреча — и радостная и грустная в одно и то же время. Сколько тяжелых мыслей друг о друге приходило нам в головы в течение года, и вот мы встретились — голодные, нищие, заморенные, но живые.
В Ялте не было продуктов, за ними ходили через перевал в Симферополь и оттуда в окрестные деревни. Ходила и Леля. В Симферополе прослышала, будто нас видели в Альме. Расспрашивая крестьян, она постепенно добралась до Евфросиньи Ивановны.
— Я решила переезжать в Симферополь, — сказала Леля, — в Ялте жить невозможно, там ужасный голод. Я встретила там Васю и Тамару Дроздовских, они и сказали мне про вас. Вася и Тамара зовут к себе. Постарайтесь и вы переехать в Симферополь. Остановимся у Дроздовских, а потом, может быть, найдем себе комнату.
Так и порешили: папа, не отказываясь пока от работы в Бахчисарае, съездит с маленьким Женей в Симферополь, а мы с мамой отправимся в Севастополь; постараемся получить пропуск и привезти на поезде вещи прямо в Симферополь.
Через два дня Леля отправилась в обратный путь.
Устроив папу и Женю на попутную машину, шедшую в Симферополь, мы с мамой пошли на вокзал, взобрались на открытую платформу товарного поезда и поехали в Севастополь.
На Мекензиевых горах вдоль дороги, так же как и в Бельбекской долине, был протянут тонкий провод, висели таблички с надписью «minen». Вместо леса — ободранные кустики и пеньки деревьев. Словно вчера брошенные окопы, землянки, доты и дзоты. Валяются каски, поломанные винтовки, возле которых стоит под деревьями вбитый в землю маленький грубо сколоченный столик, вокруг него скамейки и вся земля усыпана бумагами. Пусто… Нигде ни души… Проезжаем Инкерман, здесь еще видны следы боев: перевернутые и разбитые паровозы, вагоны, автомашины, танки, орудия, всюду валяются гильзы от снарядов, винтовочные патроны, обрывки шинелей, каски, противогазы.
Октябрьский ветер был довольно свеж, особенно на открытой платформе во время хода поезда. Мы продрогли. Но вот поезд подошел к перрону.
Мы потихоньку слезли с платформы и прошли через сгоревшее здание вокзала на площадь. Здесь был настоящий цыганский табор: площадь сплошь уставлена вещами, среди которых сидели, лежали и ходили люди. Оказывается, немцы вывозили большинство жителей Севастополя в степные районы Крыма.
Мы пошли на Георгиевскую разыскивать Екатерину Дмитриевну Влайкову, которую нашли уже не в курятнике, а в комнате полуразрушенного домика на противоположной стороне улицы. В груде камней и балок рылись хозяин этого бывшего дома и какой-то молодой человек.
— Что они там ищут? — спросили мы Екатерину Дмитриевну.
— Они откапывают трупы своих близких, погребенных под развалинами. Мать и жену племянника уже нашли и похоронили здесь же, в камнях.
