рынка и могли бы жить там бесконечно счастливо, если бы нам повезло.
В то время я уже несколько лет писал для Пустета в Регенсбурге в «Немецком доме сокровищ» где появились мои «Рассказы о путешествиях».
Компания Pustet — католическая, а Deutsche Hausschatz («Немецкий дом сокровищ» — прим. перевод.) — католическая семейная газета.
Но я был совершенно безразличен к такой конфессиональной принадлежности.
Причина, по которой я остался верен этой весьма респектабельной компании, была не религиозная, а чисто деловая.
Издатель Пустет сообщил мне во втором письме через своего редактора Винзенца Мюллера, что он готов приобрести все мои рукописи, я не должен отправлять их какому-либо другому издателю. И он заплатит немедленно. В случае более объемных рукописей, которые я должен послать ему одну за другой, он очень рад предоставить постраничную оплату!
Редко бывает писатель, которому делают такое предложение. Я с удовольствием его принял.
Около двадцати лет этот гонорар был стабилен, если я отправлял рукопись почтой сегодня, то он приходил ровно послезавтра.
Я не помню ни одного случая опоздания. И по гонорару между нами никогда не было ни малейших разногласий. Я никогда не просил больше, чем было согласовано, и когда Пустет внезапно удвоил его для меня, он сделал это по своей собственной воле, без моего подтверждения на этот счет. Такой добросовестности остаёшься верным, даже не спрашивая об их вере и деноминации.
Но еще более ценным для меня, чем эта пунктуальность, было то, что все мои рукописи заказывались заранее и благожелательно встречались и воспринимались.
Это позволило мне, наконец, осуществить задуманное, относящее к «Рассказам о путешествиях».
Теперь мне уже давно гарантировали необходимое пространство для колонок.
Через кого я позже опубликую эти рассказы в форме книги, это вопрос, который пока может оставаться открытым.
Есть враждебные люди, которые заявляют, что меня волнуют только деньги, как сделал это один католический издатель. На это бессовестную ложь и осуждение я не могу найти слов. Я сделал как раз ровно обратное тому, в чем меня обвиняют. Я приносил даже и такие жертвы «Deutscher Hausschatz» и его издателю, о размере которых семья Пустет понятия не имела.
Передо мной письмо, от 3 октября 1886 года, которое написал мне профессор Йозеф Куршнер, известный публицист, с кем я был очень дружен. Это касалось журнала «Vom Fels zum Meere» («От скал до моря» — прим. перевод.), издательства Шпеманна, с кем я сотрудничал.
Письмо выглядит следующим образом:
«Уважаемый г-н!
Пока вы вносили свой вклад в другие начинания, в то же самое время вы все еще оставляете меня в затруднении с тем, что давно обещали. На самом деле это неправильно, и я призываю вас сдержать данное мне обещание. Я не хочу упустить эту возможность не спросив вас, не захотите ли вы когда-нибудь написать довольно захватывающий, убедительный и ситуативный роман. В этом случае я мог бы гарантировать вам гонорар в размере до тысячи марок за „каменный“ лист (авторский, печатный лист — прим. перевод.), если вы напишете что-то подобное.
С большим уважением
Ваш самый преданный
Йозеф Куршнер».
Гонорар, который я получал от Пустета, был настолько незначительным по сравнению с этой тысячей марок, что я боюсь упоминать его размер здесь.
Если я в любом случае предпочел Пустета, это, безусловно, более чем достаточное доказательство того, что я писал для «Hausschatz» («Домашние сокровища») не для того, чтобы «заработать больше денег, чем я получил бы от других».
Другие мои издатели также платили значительно больше, чем Пустет.
Я должен заявить об этом, чтобы противостоять этому злонамеренному распространению вздорных слухов.
Я сообщу в другом месте о содержании этих моих отчетов о Домашних сокровищах.
Следуя логике фактов, я должен вернуться от Пустета к Мюнхмайеру.
Это было в 1882 году, когда я посетил Дрезден с женой в развлекательной поездке. Я так живо описал ей Мюнхмайера, что она смогла получить очень точное представление о нем, хотя еще не видела его. Но ей очень хотелось познакомиться с тем, о ком другие также говорили ей, что он был красивым парнем, очаровательным артистом и увлекался красивыми женщинами.
В это время года в сумерках он посещал один ресторан в саду. Когда я сказал ей об этом, она попросила меня отвезти ее туда. Я так и сделал, хотя мне не хотелось показывать ему ту, кого я предпочел его невестке.
Я не ошибся. Он был здесь. Единственный гость во всем саду.
Радость снова увидеться со мной была искренней, мы могли это заметить. Но разве у этой радости не было еще и деловой причины?
Он сидел такой угрюмый и подавленный, обхватив голову обеими руками. Но теперь он внезапно повеселел и обрадовался. Он засиял от удовольствия. Он сделал мне самые невозможные комплименты по поводу того, что у меня такая красивая жена, и в тех же выражениях он поздравил мою жену со счастливой удачей иметь мужчину, который так быстро стал знаменитым.
Он знал мои успехи, но весьма преувеличивал их, чтобы польстить нам обоим. Он произвел впечатление на мою жену, и она произвела на него впечатление.
Он начал бредить и выглядел искренним. Она прекрасна как ангел, и должна стать его ангелом спасения, да, его ангелом спасения, кто ему требуется в его нынешней огромной нужде. Она может спасти его, попросив меня написать для него роман.
А теперь он рассказывал: когда я ушел из его бизнеса, он не нашел подходящего редактора для основанных мной газет. Сам он редактировать не умел. Газеты очень быстро потеряли свою значимость, подписчики отпали, они ушли. Но на этом дело не закончилось. Ничто больше не работало. Потеря следовала за потерей, и теперь ситуация была такова, что он больше не мог отрицать Гамлета в вопросе бытия или небытия.
В тот момент он только что думал о том, через кого или через что он сможет найти спасение, но тщетно.
Поскольку мы оба пришли, словно посланные небесами, то теперь он знает, что будет спасен, именно через меня, через мой роман, через мою прекрасную, юную, дорогую, драгоценную даму сердца, которая не оставит меня в покое, пока этот роман не будет в его руках.
Умник полностью уверился в помощи моей неопытной жены через эти грубые похвалы.
Он убедил меня исполнить его желание, и она попросила меня.
Он ловко представил мне тот факт, что на самом деле только я виноват в его нынешнем ужасном положении. Шесть лет назад все было на редкость хорошо; но
