Посмотрел в сторону щели, где укрывался Аркадий, перед ним была огромная воронка с вывернутыми корнями деревьев, и никаких признаков, что здесь был человек, только на дереве несколько клочков одежды. Кровь заливала глаза, лицо пылало от боли, в голове бил колокол. Он пошёл в сторону землянки медпункта.
– Ранение и контузия, – сказал военфельдшер В.Озёрный.
Удалить грязь и кровь ватным тампоном он не мог из-за сильного кровотечения.
– Надо ехать в госпиталь.
К воронке подошли авиаторы, сняли головные уборы в знак скорби о погибшем Аркадии Ивановиче Новикове, вспомнили его тёплую заботу о товарищах.
Военфельдшер В.Озёрный и раненный Егор подъезжали к большой палатке, которая называлась госпиталем. Вокруг стояла огромная вереница носилок с ранеными, некоторые стонали, другие ругались. Раненых в голову принимали в первую очередь, и Егор с Озёрным оказались в числе первых. Егора положили на стол, покрытый многоразовой простынёй, обработали рану на лбу, извлекли небольшой осколок.
– Вася, дорогой, не оставляй меня здесь, – попросил Егор Озёрного.
– Будем долечивать в санчасти, в госпитале мест нет, – внушительно сказал военфельдшер хирургу, и увёз Егора на аэродром.
Снова на аэродромной площадке, снова срочно надо готовить самолёт к боевому вылету, Егор пошёл к своему самолёту, голова кружилась, было трудно смотреть вверх, моторист Евгений Селецкий это понимал, и старался делать всё за двоих. Самолёт летел с полной боевой нагрузкой, возвращался пустым, и так повторялось несколько раз в день.
В штаб БОБРа поступило донесение, что защитники отошли на последний оборонительный рубеж. Дальше отступать было некуда, дальше было море. Коменданту БОБРа генерал-лейтенанту А.В.Елисееву, военкому Г.Ф.Вайцеву, а так же всему руководящему составу было ясно, что войска обескровленного гарнизона могут продержаться всего два-три дня. Об этом они доложили шифровкой командующему КБФ вице – адмиралу В.Ф.Трибуцу. Ответ пришёл быстро. Военный совет приказал Елисееву вместе со штабом и политотделом переправиться на остров Даго, и оттуда возглавить оборону Моонзунда. Туда же переправить оставшихся бойцов и офицеров.
Это решение Военного совета надо было довести до командиров и политработников БОБРа, до частей третьей отдельной стрелковой бригады. Совещание состоялось вечером. Прибыли ответственные командиры и политработники БОБРа. В целях безопасности при внезапном вторжении фашистов, многие были в форме рядовых. Генерал зачитал решение Военного совета, и дал разрешение выступать.
– Какие средства имеются для выполнения решения Военного совета по отправке на Даго бойцов и офицеров? – Спросили с места.
– На острове имеются четыре торпедных катера и три катера КМ, на острове Даго имеются катера КМ и некоторые другие плавсредства. Будем ждать прихода поддержки, – ответил Елисеев, – командующий КБФ об этом знает, и примет положительные меры. В течение двух-трёх дней всё решится, нам надо продержаться.
Далее генерал возложил свои обязанности по обороне Эзеля на командира 3-й бригады полковника П.М.Гаврилова, представителем от штаба БОБРа оставил майора В.М.Харламова, и на этом совещание закончилось.
Уходили с совещания молча, с тяжёлыми думами.
– Два-три дня продержаться можно, – говорили уходящие, – а смогут ли переправить? Надежды мало.
Многие считали, что уход генерала Елисеева на Даго будет правильным, оттуда можно руководить и организовать спасение оставшихся защитников. Другие считали, что уход дезорганизует защитников, генерал должен разделить тяжёлую участь со своими подчинёнными. Каждый понимал, что разговор бесполезен. Приказы надо выполнять, а не обсуждать.
Генерал приказал командиру дивизиона Богданову готовить катера для перехода на Даго. Богданов довёл это распоряжение до командиров катеров. Все эти распоряжения отдавались с тяжёлым чувством.
Физическое истощение сказывалось на душевном состоянии. У многих появилось чувство приглушённого безразличия. Все анализы положения и поиски выхода из этого критического положения сводились к одному выводу: «судьбе не прикажешь, что должно свершиться, то и свершится».
Наверное, у генерала были противоречивые чувства, он оставлял гарнизон в самую трудную минуту, зная, что на Даго нет плавсредств, и они не будут высланы на спасение оставшихся защитников. Этих плавсредств не было и близко, ждать издалека бесполезно, кругом вражеская авиация, на море беснуются морские охотники, к тому же море штормило. Можно было раньше начать эвакуацию раненых, но время упущено. Эти вопросы обсуждались на совещании, но никто не смог предложить оптимального решения. Генерал, зная всё, выполнял постановление Военного совета.
– Пленить генерала вместе со своим штабом и политотделом, завладеть знаменем и всеми штабными документами – такой триумф врагам и позор нам допустить нельзя, – знали все.
Перед отплытием генерал решил посетить прославленную 315-ю батарею, которой командовал капитан А.М.Стебель. Сколько было потоплено кораблей! Семьдесят классных специалистов батареи сражались на сухопутной обороне, батарея прямой наводкой уничтожала ряды фашистов на рубеже, корректировала огонь прямо с выносных постов оборонительного рубежа. Боеприпасы кончились, капитан Стебель готовил батарею к взрыву, чтобы не досталась врагу. Об этом капитан доложил, когда генерал прибыл на батарею.
– Сегодня ночью, – сказал генерал, – мой штаб вместе с политотделом убывает на Даго, будем там продолжать борьбу за Моонзунд. Вам лично я разрешаю отбыть вместе с нами, оставьте за себя лейтенанта Червакова.
– Разрешите остаться, товарищ генерал, оставить подчинённых я не могу.
Генерал посмотрел в упор на командира батареи, и после некоторой паузы негромко сказал:
– Разрешаю остаться…
Генерал не стал кривить душой, обнадёживать обещаниями прислать плавсредства с Даго, нельзя говорить неправду этому командиру с кристально чистой душой. Уходя, генерал ещё раз пристально посмотрел на Стебеля, зная, что видит его в последний раз. Они простились по русскому обычаю.
В ночь на второе октября три торпедных катера убыли на Даго со штабом БОБРа и политотделом. Четвёртый торпедный катер остался в бухте в распоряжение полковника П.М.Гаврилова, исполняющего обязанности старшего представителя БОБРа. От политотдела старшим представителем остался полковой комиссар М.В.Шкарупо.
«315-я береговая батарея 180-мм башенных орудий, находящаяся на полуострове Церель, заканчивала своё славное существование. Много славных дел записано на её счету при защите острова Эзель. Она была опорой при отражении морских десантов, при охране Ирбенского пролива от вражеских кораблей и даже штабом БОБРа, когда он находился на острове Церель. Все ценности хранились последнее время на этой батарее. Теперь снарядов осталось только на один залп.
В боевой рубке находились командир этой батареи Александр Моисеевич Стебель и военком батареи старший политрук Николай Фёдорович Беляев. На их лицах не было прежнего воодушевления, сидели молча, каждый при своих думах.
– Зря вы не ушли с Елисеевым, – сказал военком.
– Не зря. Вместе пришли мы сюда, вместе батарею строили, вместе воспитывали классных специалистов, сплотили в единую боевую семью, вместе топили вражеские корабли…
После небольшой паузы он добавил:
– Вместе и уйдём
