фашистских миноносцев и один крейсер начали обстреливать 315-ю батарею и боевые порядки защитников Церельской линии обороны.
Для ведения точной стрельбы фашистский крейсер встал на якорь. Поступила команда торпедными катерами атаковать вражеские корабли. Командовал торпедными катерами старший лейтенант В.П.Гуманенко. Своё место в бою он определил на катере Б.Ущева. Перед катерниками он поставил задачу: лейтенанту Ущеву и главстаршине А.А.Афанасьеву на катерах потопить крейсер. Катерникам лейтенанту В.Налётову и Н. Кременскому взять на себя корабли охранения.
В море катерники увидели вражеский ордер во главе с крейсером типа «Кельн» и с ним полдюжины кораблей охранения.
Крейсер стоял на якоре и вёл обстрел нашей обороны. Вокруг него ходили переменными курсами пять миноносцев.
Катер главстаршины А.Афанасьева стремительно вырвался вперёд и начал ставить дымовую завесу, фашисты открыли по нему огонь, вода закипела от фашистских снарядов. Увидев опасность, крейсер начал сниматься с якоря. Наши катера всё время ходили противоартиллерийским зигзагом, дымовая завеса помогала сблизиться с врагом, всё это мешало фашистам вести прицельный огонь.
Первым устремился в атаку катер Н.Кременского, выпустил две торпеды в ближайший миноносец. Катер лейтенанта Б.Ущева пошёл в атаку на крейсер, и вдруг, из дымзавесы наперерез катеру выскочил лидер. Тогда Ущев выпустил одну торпеду по лидеру, вторую по крейсеру. Катер лейтенанта В,Налётова атаковал два миноносца, охранявших крейсер с веста. Кругом стоял сплошной дым. Катера повернули на обратный курс. На обратном пути следования они увидели подбитый вражескими снарядами катер лейтенанта Н.Кременского. Подошли и сняли всех с катера, а сам Кременский снял флаг и с ним вплавь добрался до катера Ущева. Бой с вражескими кораблями длился всего семь минут.
Были потоплены два эсминца, вспомогательный катер, был подорван лидер. Оставшиеся суда фашистов повернулись обратно, унося свой позор».
Воентехник 2-го ранга 12-й КОИАЭ Григорий Иванович Запевалов, 1943 г.
На полуострове Церель вечерело. Уставшее солнце заходило за горизонт, бросая последние лучи на верхушки деревьев. Боевой день подходил к концу. Лётчики прилетали с передовой и ожидали машину для отправки на ночлег. К ним подошли свободные авиаспециалисты услышать рассказы о бое, но никто не начинал разговор. Все стояли молча, лица были суровые, уставшие. На земле лежала заброшенная всеми гармошка-хромка. Никто не дотрагивался до неё с тех пор, как немцы прорвали последнюю линию обороны.
Подошёл воентехник Григорий Вапевалов. Никто не повернулся в его сторону, каждый думал о своём. Григорий увидел брошенную гармошку, и ему стало жалко её. Он поднял, ладонью смахнул пыль, посмотрел на кнопки, надел на плечо ремень и растянул меха. Гармошка подала голос, будто заплакала, жалуясь. Григорию захотелось поднять боевой дух защитников. Он свободно развернул меха и заиграл «Раскинулось море широко». В вечерней тишине звуки усиливались и неслись прямо к морю. Оно было рядом, высокий маяк стоял в конце церельской косы, а дальше была необъятная синь. Горбатые волны набегали на промытые камешки, они шуршали, двигались, как живые. Чудесница русская хромка болью отозвалась в сердце каждого, вспомнились деревенские вечера, голосистые песни девушек. Она разбередила забытые, огрубевшие чувства. Гриша заиграл мелодию другой русской песни «Славное море, священный Байкал». Моторист Вапевалов постоянный участник художественной самодеятельности, широкоплечий русский парень, запел эту песню во всю мощь своего голоса. Песня, как кинжал, разрезала мёртвую тишину опалённого берега. Многие стали подпевать, кто голосом, а кто просто губами. Сила и отвага слышались в словах и музыке песни о мужестве и желании обрести свободу.
«Вот так надо бороться за жизнь!». – Подумали все стоявшие рядом защитники.
На звук гармошки пришла актриса Телегина. Она весь день не знала, куда себя деть, в шутку просила подполковника Кудрявцева подвесить её вместо бомбы и сбросить на цель. Все её знали по кинофильму «Учитель», где она сыграла роль простой женщины. Её активное участие в песне и добродушная улыбка поднимали настроение, она была единственной женщиной в хоре. Песня подходила к концу, простившись, сели в машину и уехали. Ушла и Валентина Петровна Телегина.
Ночь. Свежий сентябрьский ветер покачивал рули и элероны «Чайки». От этого она становилась похожей на ночную бабочку, а ветер дул в уши и будто торопил: «Кончайте работу! Поздно! Заканчивайте скорее!». Много дел было у Егора и Жени Селецкого. Пробоин было много, и надо было проследить движение пуль и осколков, не нарушили ли они живучесть самолёта. Но дело двигалось к концу, Женя уже начал промывать бензофильтры.
– Слава аллаху! – сказал Егор, и вытер руки ветошью.
Погас мерцающий огонь миниатюрной лампы-переноски. К ним бесшумно подошли два матроса, ночью их было трудно узнать.
– Здравствуйте, стартех! Здравствуй, Женя!
– О, да это Саша Курамшин, Толя Орлов! Вот так встреча!
– Мы тоже не думали, что придётся встретиться, – сказал Саша, – а вот встретились.
– Рассказывайте, что там на передовой?
После того, как оружейники младшие мастера Курамшин и Орлов после реконструкции самолётов оказались не у дел, их отправили на сухопутный перешеек обороняться от наседавших фашистов. Егору и Жене казалось, что пришли они с того света. Сообщили, что у оборонявшихся кончились боеприпасы, и яростные атаки фашистов отбиваются только штыками. Говорили без тени уныния и ропота на судьбу. Курамшин положил на плечи Егора свои широкие ладони, пристально посмотрел в глаза и сказал:
– Теперь не обидно и умереть, за мою одну жизнь фашисты отдали не менее сотни. Поплатились, в рукопашной колол штыком их нещадно!
– Мы с Сашей везде вместе, – сказал Анатолий, – и в атаку ходим плечом к плечу. С ним не страшно, он успевает прикончить наседающих и на него, и на меня. И я стараюсь не отставать! Считайте, что Александр Курамшин национальный герой, русский богатырь! Расскажите об этом всем.
Он дружески толкнул Александра в плечо, тот и не шелохнулся. Егор вспомнил, как Курамшин в Липово сидел на занятиях. Широкоплечий парнище с волжским оканьем, с тёмными глазами и аккуратной причёской, всегда безукоризненно чистый и подтянутый. Очень ему шла краснофлотская форма. Отвечал неторопливо, рассудительно, а смех его можно было отличить от всех, так могут смеяться только дети. Наговорившись, Егор предложил остаться на ночлег на брезентах, но ребята отказались.
– Надо вернуться пока темно, – сказал Курамшин, – но у меня есть просьба.
– Какая, говори, всё сделаю, – ответил Егор.
– Если узнаете, что я больше не приду… напишите письмо по адресу: Куйбышевская область, Богдашканский район, село Русские Веденья, моему отцу Курамшину Илье. От них узнает обо мне жена.
– И мои данные запишите, – попросил Анатолий, – Орлов Анатолий Фёдорович, комсомолец, русский, 1920
