– с коллегами, сумасшедшими фанатами и просто случайными знакомыми. Казалось, телефон был для него неким священным атрибутом, ящиком чудес, издававшим звуки внешнего мира, которые создавали иллюзию присутствия другого человека. Он буквально хватался за каждый звонок и тянул разговор как можно дольше» [91].
Есть много и других упоминаний о том, что великий танцовщик страдал от одиночества. С годами все труднее становилось это скрывать. Балерина Виолетта Верди вспоминала, как он однажды посетовал: «Я так одинок, что люди даже не могут этого представить…» [92]
К концу жизни он стал откровеннее и в интервью. «Мы всегда одиноки, несмотря на дружбу и встречи; двенадцать лет, проведенные в Лондоне, были пустыней одиночества», – поделился он с читателями французской газеты «Монд» [93].
Но менять что-то было уже поздно, так как сексуальная неразборчивость Рудольфа Нуреева в конце концов привела к закономерному финалу: он одним из первых заразился «чумой XX века» – СПИДом, неизлечимой смертельной болезнью.
Первая научная статья о СПИДе была опубликована в 1981 году. По мнению лечащих врачей, Рудольф Нуреев к тому времени уже около двух лет был болен этой страшной болезнью, хотя сам ни о чем не подозревал.
После сорокалетия у него начали появляться проблемы на сцене – танец уже давался ему с большим напряжением. Нуреев жил в бешеном ритме. Днем спектакль в Париже, наутро – репетиция в Лондоне, через день – представление в Монреале, через пару дней – гастроли в Токио. Оттуда – в Буэнос-Айрес, затем турне по Австралии, прерванное телевизионной съемкой в Нью-Йорке. Спал по 4–5 часов, где придется: в машине, в самолете. Так он жил не год или два, а десятилетия. Долгое время его организм выдерживал нагрузки, но в начале восьмидесятых, когда ему уже перевалило за сорок, все изменилось. Сказывались многочисленные прошлые травмы, он стал часто простужаться, и, казалось бы, невинное недомогание могло вдруг обернуться пневмонией. Он сильно похудел без видимых причин, часто просыпался по ночам весь мокрый от пота. Хамет Нуреев умер от рака легких, и Рудольф боялся именно этого заболевания.
Но в начале восьмидесятых по миру уже поползли слухи о новой страшной болезни, которая целенаправленно убивает гомосексуалистов. По необъяснимой тогда причине, иммунная система заболевших геев отказывала, оставляя их беззащитными даже перед самой легкой инфекцией. Двумя наиболее характерными симптомами новой болезни были редкая и нетипичная форма пневмоцистной пневмонии и обезображивающая форма рака, известная как саркома Капоши, раньше отмечаемая только у пожилых мужчин средиземноморского или еврейского происхождения. В 1981-м новую болезнь назвали гей-связанным иммунодефицитом или «болезнью четырех Г», так как она была обнаружена у жителей или эмигрантов с Гаити, гомосексуалов, гемофиликов и героиновых наркоманов. За этим быстро последовали клеймение позором и изоляция потенциальных носителей болезни.
Прошло еще несколько лет до того, как было доказано, что СПИД не разбирает ни национальности, ни сексуальной ориентации, ни морального облика своих жертв. Младенцы получали ВИЧ в родильных домах из-за несоблюдения правил стерильности, великий писатель Айзек Азимов был заражен СПИДом во время операции, выдающая певица Офра Хаза получила его от любимого мужа… Тогда и была введена новая аббревиатура – AIDS (СПИД) – синдром приобретенного иммунного дефицита.
Но пока врачи определялись с названиями, болезнь уже собирала свою страшную жатву. Одним из первых знаменитостей, умерших от СПИДа, был американский исполнитель-авангардист контртенор Клаус Номи. Ходили слухи, что СПИДом болен американский киноактер, красавец Рок Хадсон – жить ему оставалось совсем недолго. Проблемы со здоровьем появились у кумира миллионов – Фреди Меркьюри, два любовника которого уже умерли от СПИДа… Зловещие симптомы наблюдались у балетмейстера Роберта Джоффри, с которым Нуреев был хорошо знаком.
К тому времени, когда Рудольф занял пост в Парижской опере, число известных случаев СПИДа в США перевалило пятитысячную отметку, а Франция с ее девяносто четырьмя диагностированными пациентами считалась лидирующей по числу больных в Европе. Тогда лишь немногие понимали, что это лишь верхушка айсберга.
Осенью 1984 года Нуреев посетил своего врача Мишеля Канези. Канези был дерматологом, специализировавшимся на венерических заболеваниях, что при бурной сексуальной активности было для Рудольфа Нуреева всегда актуально.
Канези произвел обычный осмотр и сделал анализ крови, который ничего не показал: в то время анализ на вирус иммунодефицита человека производился лишь в нескольких клиниках во всем мире. Пожаловавшись на очень плохое самочувствие, Рудольф напрямую спросил Канези о «раке геев».
Канези был хорошо знаком со специалистами – исследователями СПИДа Люком Монтанье и Вилли Розенбаумом. Благодаря этим связям Нуреев смог пройти тест на ВИЧ почти за год до того, как эти анализы стали общедоступными. Канези и Рудольф посетили больницу Питье-Сальпетриер – единственную, где делали такой анализ. Хотя посещение было анонимным, Рудольфа сразу же узнали. Самым печальным было то, что анализы на ВИЧ действительно дали положительный результат, причем, по мнению его врача, заразился он этой болезнью еще в конце семидесятых.
Рудольф выслушал эти новости спокойно. Он попросил Канези дать ему знать, «когда придет время» и сообщать ему все, что необходимо. В остальном он предоставил своему врачу беспокоиться о его здоровье. «Он передал свою проблему мне. Я должен был иметь с ней дело», – так формулировал суть их разговора сам врач.
Тогда Канези заверил Нуреева, что существует лишь десятипроцентная вероятность, что болезнь разовьется – в те годы врачи еще были настроены оптимистично. Впрочем, оптимизм этот был показным: впоследствии Канези признавался, что был напуган куда сильнее своего пациента из-за отсутствия четкой информации о болезни и каких-либо способах ее лечения. Он применил экспериментальные методы и, казалось, они дали результат – состояние здоровья Нуреева несколько улучшилось.
Рудольф доверил печальную новость только немногим ближайшим друзьям и попросил не разглашать эту информацию. Но слухи все же просочились. Вскоре Нуреев столкнулся и с социальными последствиями своей болезни. Как только возникли подозрения в том, что он действительно болен СПИДом, многие его знакомые перестали с ним общаться.
Показной оптимизм Канези не обманул танцовщика, он понимал, что скоро умрет. Но в отпущенное ему время Рудольф хотел танцевать и считал, что у него есть на это силы. А вот газетчики думали иначе. Осенью этого же года одна из газет назвала его выступление «жалким зрелищем». Репортеры сравнивали нынешнего Нуреева с тем Нуреевым, который двадцать лет назад совершил знаменитый «прыжок свободы» – и сравнение это было невыигрышным. Но Рудольф всегда черпал силу в несчастьях, а СПИД выглядел просто очередным препятствием, и он полагал, что сможет его преодолеть.
