Ознакомительная версия.
6-го сентября мы готовились к генеральному сражению, которое состоялось на следующий день – одни чистили ружья и другое оружие, другие меняли белье на случай ранения, кто-то составлял завещание, а самые беззаботные пели или просто спали. Вся Императорская Гвардия получила приказ явиться в полной форме.
7-го сентября, в пять часов утра мы уже стояли с оружием в руках. Проехал Император, осматривая наш строй, он был верхом на коне уже более получаса.
Битва началась в семь часов. Я не могу описать её в деталях, но все обрадовались, услышав рёв артиллерии, пребывая в полной уверенности, что на этот раз русские не сбегут, и что мы встретимся лицом к лицу с ними. Накануне вечером и часть ночи шёл небольшой дождь, но в этот великий день погода была великолепная. Эта, как и все наши великие битвы, была выиграна артиллерией, сделавшей 120 000 залпов. Русские потеряли, по крайней мере, 50 000 человек убитыми и ранеными. Наши потери составили 17 000 человек, 43 генерала выбыли из строя, восемь из которых, насколько я знаю, были убиты. Это были: Монбран, Юар, Коленкур (брат обер-шталмейстера Императора), Компар, Мэзон, Плозонн, Лепель и Анабер. Последний был полковником полка пеших егерей Гвардии. Каждую минуту отправлялось сообщение Императору: «Сир, такой-то и такой-то генерал убит или ранен», и его место тут же заполнялось. Таким образом, полковник Анабер стал генералом. Я очень хорошо это помню, потому, что я стоял недалеко от Императора тогда. Император сказал: «Полковник, я вас произвожу в генералы, возглавьте головную дивизию, стоящую перед редутом и возьмите его!»
Генерал галопом ускакал со своим адъютантом. Четверть часа спустя адъютант вернулся и доложил Императору, что редут взят, но генерал ранен. Восемь дней спустя он умер, как и многие другие. Я слышал, что русские потеряли пятьдесят генералов, либо убитыми, либо ранеными. В течение всего сражения мы оставались в резерве, стоя позади дивизии под командованием генерала Фриана:[18] ядра дождём падали в наши ряды и вокруг Императора.
Бой завершился к концу дня, мы оставались здесь до утра, и весь следующий день (8-го сентября). Я провёл этот день на поле – печальное и ужасное зрелище. Со мной был Гранжье, мы дошли до оврага, позиции, которая во время сражения несколько раз переходила из рук в руки. Мюрат приказал поставить там палатки. В тот момент он руководил своим собственной хирургом, который проводил ампутацию ног двух артиллеристов русской Гвардии. Когда операция подошла к концу, он велел дать каждому из них по бокалу вина. Потом он прогуливался по краю оврага, осматривая окаймлённую лесом равнину, открывавшуюся на противоположной стороне. Там, в день сражения, он сделал больше, чем смог бы сделать один человек, московиты глотали пыль, а он и его кавалерия рубили отступающего противника. Он был великолепен – выделявшийся среди других своей отвагой, хладнокровием и прекрасной формой, отдававший приказы своим подчинённым, или же осыпавший градом сабельных ударов сражавшихся с ним противников. Его легко узнавали по его головному убору с белым султаном и по развевающемуся плащу.
Утром 9-го сентября мы пошли дальше и в тот же день достигли Можайска. Русский арьергард занял возвышенность на противоположной стороне города, прямо напротив нас. Рота вольтижёров и гренадеров и ещё более сотни солдат из 33-го полка – части авангарда – бесстрашно взошли на гору. Часть армии, все ещё находящаяся в городе была поражена, наблюдая, как несколько эскадронов кирасир и казаков выдвинулись и окружили вольтижёров и гренадеров. Но те, как будто заранее зная об этом, спокойно сгруппировались, построились повзводно, потом в каре и дали залп со всех четырёх сторон по окружившим их русским.
Мы считали их погибшими, учитывая расстояние, разделявшее нас, и понимали, что помощь невозможна. Русский старший офицер подошёл к ним и предложил сдаться. Командир убил его выстрелом в упор. Увидев это, неприятельская кавалерия в ужасе бежала и оставила наших воинов хозяевами на поле боя.[19]
10-го сентября мы преследовали врага до самого вечера, а когда остановились, я был назначен в патруль охраны замка, где поселился Император. Я как раз расставлял своих людей вдоль дороги, ведущей к замку, когда мимо нас, ведя нагруженную лошадь, прошёл польский слуга, хозяин которого был тогда в Императорском штабе. Лошадь была уставшая и измученная. Она упала и отказалась встать. Слуга взял багаж и понёс сам. Едва он ушёл, как наши голодные солдаты убили лошадь. Всю ночь мы пировали, а мяса хватило ещё и на следующий день.
Вскоре прошёл Император в сопровождении Мюрата и одного из членов Государственного Совета. Они шли в сторону главной дороги. Я и мои подчинённые взяли на караул. Император остановился перед нами и лошадью, заблокировавшей дорогу. Он спросил меня, ели ли мы.
Я ответил: «Да».
Он улыбнулся и сказал: «Терпение! Через четыре дня мы будем в Москве, где вы будете отдыхать и хорошо питаться – однако, на худой конец, и лошадь хорошо».
Его предсказание сбылось, в течение четырёх дней после мы прибыли в этот город.
На следующий день (11-го сентября) и позже, была прекрасная погода. 13-го сентября мы спали возле красивого монастыря и нескольких других прекрасных зданий. Было ясно, что столица близко.
14-го сентября мы выступили очень рано. Прошли мимо оврага, где русские начали делать редуты для защиты, и сразу после этого очутились в большом лесу из берёз и сосен, где обнаружили прекрасную дорогу. Теперь до Москвы было уже совсем недалеко.
В тот день я шёл впереди, в авангарде из пятнадцати человек. Через час колонна остановилась, и я увидел солдата с левой рукой на перевязи. Он стоял, опираясь на своё ружье и, казалось, ждал кого-то. Я сразу узнал в нем одного из моих земляков из Конде, с которыми встречался в Витебске. Он стоял там, в надежде увидеть меня. Я подошёл к нему и спросил про его друзей. «Им хорошо, – ответил он, ударив о землю прикладом ружья, – они все умерли на поле чести, как говорится, и были похоронены в большом редуте. Их разорвало картечью». «Ах, сержант, – продолжал он, – никогда не забуду эту битву – настоящая бойня!»
– А вы? – спросил я, – что с вами?
– Ах, это! Пустяк, пуля попала между локтем и плечом. Присядем на минутку, и давайте поговорим о наших бедных товарищах и молодой испанке, нашей маркитантке.
Вот что он мне рассказал:
– Мы бились с семи утра, и тут ранило генерала Кампана, нашего командира. Офицер, занявший его место, был также ранен, а потом и третий. Пришёл четвёртый. Из Гвардии. Тут же, приняв командование, он приказал барабанщикам бить сигнал к атаке. Вот как наш полк (61-й) был уничтожен картечью, вот как погибли наши друзья, редут взят, а генерал ранен. Это был генерал Анабер. Во время боя я получил пулю в руку, но тогда не заметил этого.
Ознакомительная версия.
