в нем склонность к самостоятельному мышлению. Знаток горного дела, автор известных трудов по кричному железу, Бутенев сознательно направлял интересы Чернова на сталь и железо. Он ясно понимал возраставшее значение стали во всех областях промышленности и транспорта. По его рекомендации Дмитрий Константинович с увлечением перечитал Труды основоположника учения о стали Павла Петровича Аносова.
До последнего дня своего пребывания в должности директора института Бутенев не оставлял Чернова вниманием. За год до ухода на пенсию Константин Федорович представил его новому инспектору классов Евгению Николаевичу Андрееву как способнейшего студента. 13 июня 1858 года Чернов был выпущен на службу со званием кондуктора первого класса. По представлению Бутенева начальник Монетного двора приказом от 20 июня зачислил Чернова на службу кондуктором первого класса по механическому отделению.
Бутенев же 19 июня на торжественном акте вручил Дмитрию Чернову малую серебряную медаль «за отличные успехи в науках и похвальное поведение».
Бутенев решил направить молодого инженера в механический цех Монетного двора, в то время как Андреев полагал оставить Чернова при институте — преподавателем черчения и геометрии в общих классах горной школы и института. Опасаясь, что будущий новый директор согласится с инспектором, Константин Федорович поспешил привести в исполнение свое решение. А Михаила Чернова он направил на Алтайские горные заводы.
Пансионеры в течение пяти лет по окончании курса не имели права выбора. Они обязывались работать по назначению дирекции института, да, вероятно, Чернов и сам предпочел бы Монетный двор стенам Технологического института. Здесь с начала века были установлены паровые машины, применяли различные механизмы для чеканки монет. Наконец, Монетный двор был памятью детства.
Инспектор классов Евгений Николаевич Андреев окончил Петербургский университет по разряду камеральных наук, то есть наук, относящихся к государственному имуществу — лесоводству, сельскому хозяйству, горному делу и т. п. Он был всего на несколько лет старше учащихся высшего класса, к студентам относился дружелюбно, не только говорил всем «вы», как было тогда обязательно, но стеснялся окликнуть выпускника по фамилии, и если забывал его отчество, то обращался к нему, как привык в университете: «Коллега!»
Дмитрий Чернов, по его мнению, выделялся из общей массы учащихся не столько способностями — малоспособные до высших классов не добирались, — сколько разносторонностью своих способностей. Он обладал музыкальным слухом и превосходным голосом. Дьякон институтской церкви, очень музыкальный человек Алексей Иванович Кириллов, подбирая певцов для институтского хора, стал особо заниматься с Черновым. Он даже познакомил его со своим братом, артистом Петербургского оперного театра Владимиром Ивановичем, по сцене Васильевым. Вас Васильев прослушал в исполнении Чернова «О, поле, поле» из оперы Глинки «Руслан и Людмила», арию Мельника из «Русалки» Даргомыжского, модные тогда романсы Гурилева и Варламова. Согласившись вполне с братом, сам знаменитый бас сказал певцу:
— Иди-ка на сцену, братец!
Такого рода пожелания Чернов не раз слышал, участвуя в студенческих любительских спектаклях, но они не льстили его самолюбию.
Несколько раньше студент Герман Зевиг, скрипач, постоянный сосед Чернова за общим столом в институтской столовой, открыл Дмитрию Константиновичу «радость в музыке» и пробудил в нем желание овладеть источником этой радости — скрипкой.
Зевиг учился в Петербургской консерватории по классу скрипки. После нескольких проб он поклялся, что ученик обладает всеми необходимыми данными и будет играть не хуже учителя, если теперь же купит себе скрипку.
— Но при выборе инструмента, — строго предупреждал Зевиг, — имей в виду, что среди новых, необыгранных инструментов хорошей скрипки ты не найдешь нигде. Секрет старинных мастеров утерян. Как бы хорошо ни был сделан нынешний инструмент, его приходится долгое время обыгрывать, и, чем дальше и больше, тем он становится лучше! Пойдем по магазинам — увидишь.
Учитель и ученик перебрали, кажется, все скрипки, оказавшиеся налицо в двух петербургских музыкальных магазинах. Скрипка нашлась не скоро. Обыгрывание инструмента не избавило ученика от надоедливого, раздражающего добавочного звука. В конце концов Зевиг купил у какой-то вдовы оркестранта старую скрипку, а новую по легендарному примеру великого Паганини посоветовал ученику разломать, а затем собрать вновь, устранив обычные недостатки фабричных изделий.
Однажды инспектор классов, заметив свет в механической лаборатории в неурочный час, отворил дверь и увидел братьев Черновых за необычным занятием. Старший, низко наклонившись над столом, шлифовал верхнюю деку скрипки, а младший держал нижнюю деку на уровне глаз и, слегка поворачивая ее, оценивал равномерность выпуклости. Оба были увлечены своим занятием и не заметили вошедшего, пока он не подошел к ним вплотную.
— Что это вы делаете, коллеги? — спросил Андреев, взглянув на груду отдельных частей разобранного инструмента, лежащую на столе.
Обычно серьезное лицо Дмитрия осветилось усмешкой самонадеянности.
— Хочу раскрыть тайну скрипки! — отвечал он.
Последовавший затем короткий разговор об утраченных секретах итальянских мастеров и недостатках современных инструментов более всего расположил Евгения Николаевича к мысли о том, что в Дмитрии Чернове зреет вовсе не рядовой или даже отличный горный инженер, а нечто совсем другое, как бы высшее — исследователь, теоретик…
Резкое разногласие в дирекции по вопросу о том, куда направить на службу лучшего студента, чрезвычайно характерно для того времени. Связь между наукой и производством, между теорией и практикой сознавалась в ту пору немногими. Добавка к наименованию Технологического института «практический» противопоставляла институтское образование университетскому, носителем которого был, в частности, Андреев.
Бутенева на посту директора Технологического института сменил Илья Петрович Чайковский. Большинство наших читателей знает его как отца великого русского композитора. Между тем Илья Петрович был видным общественным деятелем, активно способствовал техническому прогрессу в раннюю пору развития горнозаводского дела России.
Илья Петрович тринадцатилетним мальчиком начал работать на Ижевском заводе. Управляющий заводом, Александр Федорович Дерябин, по отзыву Ильи Петровича, «человек изумительной деятельности и мягкости характера», возглавлял Гороблагодатские и Камские заводы, нерчинские рудники, бывал за границей, под конец жизни стал директором департамента горных дел и начальником организованного им Горного кадетского корпуса. Покидая Ижевск, Дерябин взял с собой Чайковского и поместил его в Горный кадетский корпус. Юноша окончил корпус с большой серебряной медалью.
Статьи в «Горном журнале» за подписью «И. П. Чайковский» составили автору репутацию авторитета в горнозаводском деле: каждая его статья в какой-то мере обогащала технологию выделки железа, осведомляла о новых открытиях в географии подземных богатств страны, разрабатывала техническую терминологию.
Несколько лет Илья Петрович преподавал в Горном корпусе горную статистику и горное право, а в 1837 году был назначен начальником железоделательного Камско-Воткинского завода. Многие из тех нововведений, которые рекомендовал принять нашим заводам «Горный журнал», Илья Петрович практически осуществил на Воткинском заводе и затем на Алапаевском.
Двадцатилетнюю службу Чайковского на Урале с короткими наездами в Петербург тяготили два
