class="p1">«Сейчас только проехали солдаты… Какую они превосходную песню пели! Они пели такую песню, какую только может вообразить человек русский, вполне счастливый и любящий свою родину», - ложились на тетрадный лист новые строки. И в каждой было удивительное чувство сопричастности родной земле, родному народу, его судьбе.
Он писал о солдатах, вошедших в их городок, и не знал, что вместе с ними приехал в Острогожск человек, с которым вскоре ему предстоит отправиться в дальнюю и долгую дорогу.
Драгунские полки все прибывали и прибывали. Городок заметно оживился. По улицам прогуливались разряженные дамы. Мальчишки и молодежь неотступно крутились около молодцеватых военных, которые снисходительно повествовали о трудностях и славе походной жизни, вызывая зависть у неискушенных слушателей, гарцевали на лошадях и охотно фотографировались в одиночку и группами.
Вот уж у кого действительно хватало в тот момент дел, так это у фотографа. Именно он, фотограф Данилевский, и приехал вместе с войсками. Ведь такие большие сборища давали ему возможность хорошо заработать. Сам он был родом из Харькова. Но, сидя на одном месте, капитал не собьешь. И он колесил из города в город, где происходили военные смотры, открывались ярмарки или намечались какие-либо другие события, привлекавшие множество народу. Дело оказывалось прибыльным, тем более что опытных фотографов было в ту пору еще очень немного.
Начавшиеся в Острогожске военные учения, разводы, парады не привлекали внимания Крамского. Большую часть времени он по-прежнему отдавал рисованию и живописи, не ведая, что судьба готовит ему сюрприз. У фотографа сбежал ретушер. В самый разгар работы Данилевский остался без помощника. Заказов бездна, а выполнить их одному нет никакой возможности. Да на беду еще и химикалии, необходимые для ретуши, кончились. Как быть? Стал он расспрашивать острогожцев, к кому обратиться за помощью. Его, конечно, направили к местному фотографу Тулинову.
Михаил Борисович помог Данилевскому с необходимыми материалами, а на просьбу отретушировать очередную партию снимков согласился с оговоркой: у самогоде работы много, но все же постарается выручить коллегу, если поможет один молодой друг. Взял Тулинов фотографии и пошел к Ивану. Иван, будучи любознательным, деятельным, и раньше помогал Михаилу Борисовичу, так что кое-какой опыт у него уже имелся.
Фотография тогда только начиналась, была еще очень несовершенной. Изображения выходили порой недостаточно четкими, приходилось подправлять на снимках контуры, снимать специальными растворами проявлявшиеся кое-где пятна или затушевывать их, накладывать тени - словом, ретушировать. Ивану это было интересно.
Вместе с Тулиновым они успешно и быстро справились с работой. Данилевский пришел в восторг, заплатил деньги и попросил раскрасить некоторые портреты акварелью (ведь цветной фотографии тогда не было). Этот заказ выполнял уже один Иван. Фотограф остался очень доволен. Стал уговаривать молодого Крамского поступить к нему на службу. Предложение показалось интересным. Оно давало возможность поездить по России и узнать жизнь, давало самостоятельный и вполне приличный заработок, предоставляло, как казалось Ивану, возможность совершенствоваться в рисунке. Сам Данилевский не слишком нравился юноше, но какое это имело значение. Манили дальние дороги. Оставаться в маленьком, скучном Острогожске казалось уже невозможным. После новых споров и уговоров дома, при поддержке Тулинова дело было слажено. Данилевский посетил старших братьев Ивана. Составили контракт на три года. Иван настоял, чтоб специально внесли пункт о занятиях, которые он считал «нужным взять в рисовании».
Девушка с распущенной косой. 1873.
Вскоре выступили в поход драгуны (Россия готовилась к войне с Турцией). Следом за ними отправились в путь и Данилевский с Крамским. Накануне он долго прощался с друзьями, с близкими, с Тулиновым. Всем обещал писать. Бережно уложил дневник. В последний раз обвел грустным взором свою комнату, любимые комплекты «Современника» и «Отечественных записок», картину «Смерть Ивана Сусанина», недавно оконченную им. Расставаться ведь всегда грустно, даже если мечтаешь об отъезде. Наверно, тогда он еще не думал, что покидает свою комнату, свой дом, свою слободу на берегу Тихой Сосны навсегда.
Деревенская кузница. 1874.
На следующий день, 12 октября 1853 года, Крамской поклонился родным местам и зашагал к центру Острогожска, к главной площади, мимо городского собора, думы, лавок - всего, что было так знакомо и что он теперь оставлял. Около постоялого двора, в коляске, груженной всяким необходимым фотографу скарбом, его уже ждал Данилевский. Иван взгромоздился рядом с ним.
Лошади рванули с места в карьер по Харьковской улице и далее, по большой столбовой дороге, ведущей на Харьков. В кармане у Ивана лежал 1 рубль, заработанный им в качестве ретушера. Ни мать, ни братья не дали ни копейки. Сам выбрал свою судьбу, сам себя и обеспечивай. Было немного обидно, недаром записал про этот рубль в дневнике. С этого дня никто никогда уже не помогал ему. Он начинал самостоятельную жизнь.
ДОРОГА ПРИВОДИТ В ПЕТЕРБУРГ
Добрую половину России объехал Иван за время работы у Данилевского. Харьков, Орел, Курск, Казань, Тула, Москва, Нижний Новгород. Сменялись города, сменялись села и деревни, мимо которых они проезжали и в которых останавливались. Нищета и забитость народа поражали, грустные песни и слезы оставляли в душе горький след. Иван уже не был стеснительным, романтическим юношей, как в Острогожске. Многое узнал и осмыслил. И главной своей цели не забыл.
Правда, учиться рисованию не удалось. Художники, к которым обращался Крамской, по каким-то причинам отказали. Он продолжал заниматься самостоятельно. Постоянно имея дело с фотопортретами, сделался хорошим физиономистом, научился легко схватывать характерные черты людей, пытался сам рисовать портреты. Но все это не то. В мечтах виделся Петербург, Академия художеств.
Наконец, в 1857 году родные получили от него из Нижнего Новгорода письмо. Иван сообщал, что разрывает свои отношения с Данилевским, переходит к известному петербургскому фотографу Александровскому и переезжает в Петербург. 27 мая того года ему исполнилось 20 лет. Величали его теперь Иваном Николаевичем, уважая как прекрасного мастера-ретушера и чувствуя в нем человека с сильным, незаурядным характером.
Петербург поначалу подавил и поразил Крамского «величественной своей сухостью». Сотни молодых провинциалов, приезжавших в суровую северную столицу в поисках счастья, терялись там и, не выдержав борьбы за существование, либо покидали город-исполин, либо опускались на дно. Но Иван Николаевич твердо знал, чего хотел. Зарабатывал он хорошо. Положение стало еще лучше, когда перешел главным ретушёром к знаменитому фотографу Деньеру. Средства теперь вполне позволяли поступить в Академию. Вот только одолевали сомнения, справится ли он
