1 апреля 1917 г. я поступил в монастырскую школу во Фленсбурге – одно из старейших учебных заведений на севере Германии. Мой отчим требовал, чтобы я изучал классические языки и литературу, чему я очень рад. Во многом благодаря знанию латыни и древнегреческого мне удавалось легко осваивать современные языки. Отчим настаивал на том, чтобы я углублялся в этимологию иностранных слов. Даже за едой, если я произносил иностранное слово, мне полагалось немедленно встать, принести словарь и зачитать ему соответствующую словарную статью.
В 1929 г., в возрасте 17 лет, я выдержал экзамен на аттестат зрелости, перспектива получения которого оказалась для меня неожиданно под большим вопросом. Отец одного из моих школьных товарищей обычно присылал за нами на выходные машину с шофером, так как семья жила за городской чертой Фленсбурга. И вот как-то мы решили сделать небольшой крюк, чтобы, заехав в маленький курортный городок на взморье, встретиться с подружками. В школьных фуражках, вальяжно устроившись на заднем сиденье с сигаретами в зубах, мы с ветерком промчались мимо директора нашей школы, которому вздумалось прогуляться в субботу. Мало того, что курить нам строжайше воспрещалось, мы еще заставили директора глотать пыль, поднятую нашим автомобилем. Он узнал нас и наутро пригласил к себе в кабинет.
– Известно ли вам, что курить в школьной форме запрещено? Руководство решило отстранить вас от сдачи экзаменов на аттестат зрелости по причине вашей незрелости.
Моего однокашника все это не особенно пугало, потому что рано или поздно ему предстояло вступить в управление отцовским заводом. У меня же, напротив, на карту было поставлено очень многое, если не все.
Семейные традиции и воля отчима требовали, чтобы я встал на стезю армейского офицера. Мало того, мне доставалось одно место в стотысячной армии, в Рейхсвере – одно из 140, на занятие которых претендовало более 1000 кандидатов. Отсрочка получения аттестата означала, что карьера моя закончится, даже не начавшись.
– Господин директор, – начал я осторожно, – меня принимают в Рейхсвер курсантом. Я должен стать офицером, чтобы служить отчизне, того требуют традиции нашей семьи. Если вы лишите меня возможности держать экзамен на аттестат зрелости из-за одной-единственной сигареты, вы уничтожите мое будущее. Разве так будет справедливо?
Слова мои тронули его.
– Нет, я бы этого не хотел. Я поговорю с руководством. Однако рассчитывать на отметку «хорошо» вы не можете, самое большее – «удовлетворительно».
Логика такого решения не была мне понятна ни тогда, ни теперь. Между тем с меня было довольно самой возможности держать экзамен.
Глава 2 Рейхсвер и мой учитель роммель
Сначала меня распределили в кавалерийский полк в Силезии, однако неожиданно перевели в Восточную Пруссию, в состав 1-го моторизованного батальона. Какое разочарование! Кавалерия была элитой, к тому же мне так нравились лошади, и я любил ездить верхом. Однако скоро мы осознали, что семь моторизованных батальонов Рейхсвера должны будут стать ядром будущих танковых войск. В соответствии с Версальским договором Германии запрещалось иметь танки, даже и бронеавтомобили разведки, но довольно скоро генерал фон Зеект [5] , глава Рейхсвера, заключил секретный договор с Россией. По этому договору, молодых офицеров из моторизованных батальонов ежегодно отправляли на три месяца в специальный лагерь на Урале, где учили тактике применения танковых и моторизованных частей. К сожалению, обучение скоро закончилось – с приходом к власти Гитлера в 1933 г. русские разорвали соглашения.
Наступала пора упорных тренировок.
Зеект превратил Рейхсвер в «государство в государстве». Он намеренно не давал ему разрастаться и внушал всем служившим в армии дух национального сознания. «Диктат» Версаля считался национальным позором, создание «Польского Коридора», являвшегося прежде Западной Пруссией и отделявшего Восточную Пруссию от остальной территории рейха, рассматривалось как захват немецкой земли.
Экономический кризис тридцатых, рост безработицы (свыше 6 миллионов человек к 1932 г.), грозившее бедой усиление коммунистов и в итоге выход на лидирующие позиции Национал-социалистской партии – мы почти не замечали происходившего «снаружи» – вне армии. Рейхсвер усиленно ковал кадровый состав, благодаря наличию которого удалось позднее в столь рекордные сроки создать Вермахт. Верность традициям, нерушимость присяги – все это было овеяно святостью и определяло поведение представителей офицерского корпуса.
Наши инструкторы в Восточной Пруссии слыли особенно суровыми. Слово «муштра» служило самым подходящим определением тому, чем они занимались. Нехватку образования и ума унтер-офицеры с лихвой компенсировали доморощенной изобретательностью, отводя душу на таких кадетах, как я. За малейшую провинность нас могли заставить часами драить коридоры и сортиры… зубными щетками.
Другим средством наказания служило лишение увольнительной в выходной или замена ее дополнительными упражнениями по преодолению полосы препятствий. Одну штуковину, самую изощренную, наверное, инструктор изобрел специально для нас. Называлась она «проверка храбрости». Как-то вечером он вызвал нас к себе, извлек из буфета теменную часть человеческого черепа, некогда принадлежавшего, по словам инструктора, его дядюшке, вмещавшую целую бутылку рома. Нам было приказано осушить сосуд. Мы не посмели доложить о такого рода деспотизме нашему наставнику-офицеру.
Пусть вреда нам от этого и не было, подобная «муштра» не имела смысла. Если не считать того, что я уже тогда решил в будущем не обращаться подобным образом с молодыми солдатами, вверенными под мое начало.
Во всем остальном наше обучение можно с полным правом назвать интересным и познавательным. Мы осваивали вождение всевозможной техники, включая и гусеничную. Практиковались на пересеченной местности, отправлялись в учебные походы, оставаясь в поле днем и ночью; четыре недели провели в ремонтной мастерской с механиками, обслуживавшими нашу технику. После этого предстояло сдавать экзамены.
Особым предметом гордости стало для меня назначение водителем нашего ротного командира сроком на четыре недели. В его распоряжении находился нынешний раритет, мечта многих коллекционеров – кабриолет «Мерседес», снабженный двигателем с турбонаддувом. Поскольку наше подразделение было единственной моторизованной частью во всей Восточной Пруссии, мне довольно часто приходилось возить и дивизионного командира. Надо ли говорить, что, помимо всего прочего, наша «рыночная стоимость» в глазах девушек естественным образом возрастала из-за наличия средств передвижения.
