деньги «пятой стихией» – фактором среды.
Но всё же закончить хочется на позитивной ноте. Однажды на вокзале я обменивал 20 долларов, едва не став жертвой мошенников. Суть дела простая: мошенник в кулаке зажимает один доллар, второй рукой берет твою двадцатку, и в этот момент налетает его подельник и инспирирует драку. В суматохе мошенник суёт скомканную купюру, убегает с двадцаткой, а ты разворачиваешь купюру достоинством в один доллар. Ребята работали технично, и у них всё получилось. Вот только оба были наркоманы и все делали в четыре раза медленнее. Я мгновенно выхватил обе купюры и бросился прочь. Я убегал, унося с собой 21 доллар, и меня заполняло чувство неловкости.
В классической медицине существует догмат: нельзя ставить диагноз, не видя больного. Есть еще одна опция с леденящим названием – посмертная экспертиза. Это анализ данных, которые остались в документах, фактах и памяти очевидцев. Поэтому достоверно спустя полтора столетия мы можем лишь утверждать, что Достоевский носил бороду. Все остальное рискует быть фантазией. Почему же мы неустанно фантазируем на тему эпилепсии писателя?
Потому что здоровый Достоевский нам не нужен.
«Писатель и его болезнь» – тема психосоматического мученичества – касается Достоевского более всех других. Связь между душевным и телесным страданием – экзистенциальный аргумент, выдвинутый на 100 лет ранее самого экзистенциализма. В связи с этим Фёдора Михайловича считают его буревестником.
Справедливости ради скажем, что и Гоголь болел тяжело в позднем периоде жизни. «Но он своими руками загнал себя на тёмную сторону мира», – скажете вы. «Писатель Николай Островский вообще отсутствовал, – скажете вы, – и физически себя почти не проявлял, хотя по критериям врачебно-трудовой экспертизы он и есть самый “нетрудоспособный” труженик русской литературы». Взрывчатость и пара-суицидальность Пушкина (с его 29 дуэлями), алкоголизм Есенина – так это даже и не диагнозы, это просто как ОРЗ и атачмент гениальности.
Другое дело эпилепсия Достоевского – точно небесный жетон. То ли был отмечен, то ли просто попал под раздачу, как с омской каторгой. Внезапно и вдруг (филологи высчитали, что слово «вдруг» – самое встречаемое в текстах наречие автора).
Главный признак эпилепсии – приступ, судорожный припадок. Болезнь поражает не только человека, но и всех позвоночных. Я знал мальчика, которого лечили от эпилепсии противосудорожным препаратом. Однажды он увидел, как рыбка в аквариуме тоже «вдруг» переворачивается и дёргается внезапно. Находчивый мальчик крошил в аквариум таблетку финлепсина и через какое-то время добился оздоровления рыбки.
Говорят, что «Игрок» читается быстро. Потому что текст написан за рекордные 24 дня, под диктовку стенографистке Анне Сниткиной, с которой, кстати, тоже случился приступ. Но это был приступ влюблённости и последующего удачного брака с писателем. Жёсткий издатель – прагматик Стелловский, который владел авторскими правами не только писателей, но еще и композиторов (нотная литература Глинки была полностью подконтрольна ему), – именно он зажал писателя в тиски, рассчитывая получить права на издание произведений в течение последующих девяти лет, если тот не успеет. Но Достоевский выиграл. Он специально нанял девушку, потому что мужчина-стенографист может запить. Подготовился, рассчитал – с утра писал «Преступление и наказание», а вечерами «Игрока» – и выиграл.
В каждом из нас «вшита» доминанта выигрыша.
Мы все знаем, как отрывать зубами деньги. Как бить меж глаз конкурента. Как бежать в гору на разрыве селезёнки. Как быть сверхчеловеком и чувствовать, что за спиной вырастают крылья самолета-невидимки. Потом мы расслабляемся и выдыхаем. И наша электроэнцефалограмма нормализуется. Мы засыпаем и не видим снов (компенсаторный дельта-сон).
Гомеопатические дозы эпилепсии в нас. Эволюция заложила данную сверхсилу. Греческая мифология нам говорит, что сильный и победоносный Геракл был эпилептиком, поэтому в старых медицинских трактатах на латинском есть номинация «гераклова болезнь». Мы сильны на пределе, главное – не упасть в судорогах, не прикусить язык и не обмочиться на пике собственной сверхчеловечности.
Психиатрия и неврология совместно курируют данную проблему здоровья и говорят нам, что эпилепсия, алкоголизм и игромания имеют общие корни. Поэтому игорные залы вмещают с удовольствием всех троих. Одну элегантную и две так себе патологии.
Мир порока со времён Достоевского значительно масштабировался. Браузерные игры и порнострим (где девушки ставят инди-музыку и даже играют на укулеле, как гейши). Даркнет с массой психостимуляторов – мир судорожных сгущений, бессмысленных физиологических и финансовых затрат, оставляющих чувство пустоты на банковской карте, – новое чувство обитателя XXI века.
Психотип с чертами эпилепсии носит название «эпилептоид» (о шизоидах, циклоидах, истероидах вы наверняка наслышаны).
Мой любимый комичный эпилептоид в литературе – это Ноздрёв из гоголевских «Мёртвых душ». Он сочетал в себе и пьянство, и игроманию («знаем мы вас, как вы плохо играете»), и вспышки гневливости («Да ты, Чичиков, погляжу, мерзавец!»). Ноздрёву в романе около 40. Лет через 10 Ноздрёва будут лечить врачи конца XIX века, и у них не будет той самой таблетки, которой мальчик лечил рыбку.
Мир Ноздрёва – опасный пёстрый поток. Он живет приступообразными событиями, вписывается во всё что угодно – от ярмарочных потасовок до мордобоя чиновников, а потом истощается и отлеживается в своей берлоге с собаками и приближёнными крепостными. Накапливает силы для следующего броска.
Можно сказать, что в его линии поведения происходят повторяющиеся вещи, медленно уродуя его в глазах общества. И кончить Ноздрев мог вполне себе как рок-музыкант в гостинице на последней гастроли, захлебнувшись во сне рвотой.
Литературный родственник Ноздрёва – Парфён Рогожин из романа Достоевского «Идиот». Зловещий, деструктивный, садистично движущийся к своей цели. В конце романа он раскаивается в объятиях князя Мышкина. Рогожина я не люблю, он ужасный и Достоевским в романе не убитый, в отличие от витальной Настасьи Филипповны и ищущего свою Голгофу Мышкина. Зло имеет эпилептоидный характер.
Психологи описывают личность игромана как инфантильную, не получившую своевременного родительского признания, похвалы и поддержки.
Аналитики говорят, что это конфликт в сфере мастурбации. Выигрыш – это оргазм, проигрыш – наказание кастрацией. Пациент требует денежной компенсации у Судьбы, ввязываясь в игру. Судьба же – это завуалированные родители, которые «должны». Задолженность эта – вышеупомянутые похвала, признание и поддержка.
Чарльз Буковски идеально вписывается в данную картину мира. Наказания отца с 6 до 12 лет дважды в неделю. Юношеское замирание и лузерский период практически до 40 лет. Победа на длинной дистанции, признание, но плата за всё – алкоголизм и игра на скачках. Don’t try («Не старайся») – написано на его могильном камне. Действительно, игра не интересуется тем, стараешься ты или нет, в отличие от видов спорта, где все связано с твоим личным психофизическим ресурсом.
Сами игроманы описывают жизнь в игре как дело жизни и смерти, вечный поиск денег, бессонницу, безумное напряжение и давление извне, беспрерывное курение, сопутствующее потребление спиртного и полный игнор простых человеческих удовольствий.
Люди сцены проводят параллель между игорным и сценическим азартом. Мой друг актёр рассказывал мне, что, когда он ушёл из театра, каждый день ровно в 19:00 он переживал мучительное беспокойство. Психофизика годами привязывалась к графику начала спектаклей, и теперь нужно было перестраивать жизнь и выходить из этой творческой абстиненции.
Георгий Вицин, будучи больным стариком, преображался на своих творческих вечерах, переставал хромать, его тело мобилизовалось, боль уходила – так включалась центральная нервная система, воспроизводя гормоны обезболивания и драйва.
«Рок-молодогвардейцы» музыкальной индустрии из «клуба 27» погибли за нас, вовлекаясь в воронку славы и героина. Мне хочется верить, что сотни миллионов слушателей в нескольких поколениях проецируются на их драму, смотрят на их иконописные плакаты и принты на футболках и не лезут куда им не следует, попутно вакцинируясь их музыкой.
Однажды директор музея Лермонтова сказала мне: «Дети, приходя на экскурсию, в конце говорят: “Нам так его жалко”. Поэтому мы его, Лермонтова, здесь в музее любим и жалеем».
Роман в литературе – крупнейшая из форм. В музыке таковой являются симфония или опера. Роман –
