сказала она. – Ты крепкая цыпочка.
Я посмотрела на нее с удивлением. Крепкая? Я? Не может быть. Особенно по сравнению с другими.
Но, оказывается, врач знала, о чем говорит. Она сама недавно родила двух сильно недоношенных дочек-близняшек и стояла у окошка реанимации новорожденных, не в силах что-то сделать. И могла лишь наблюдать, как их крошечные тела вздрагивают с каждым новым вдохом.
После этого я много думала над словами доктора. Я привыкала к новому лекарству, проводила рождественские каникулы, заканчивала курс в колледже и подолгу гуляла по окрестностям. «Крепкая цыпочка», – думала я, переводясь на факультет истории и подписывая форму регистрации на два весенних курса.
Через пять месяцев наш разговор с доктором внезапно всплыл у меня в памяти, когда я сидела за круглым столом в одной из университетских аудиторий. Это был ежегодный исторический банкет, на который я пришла при полном параде: лучшее мое платье и нитка жемчуга, одолженная у мамы. В такой официальной обстановке мне было немного не по себе, но факультет очень старался сделать все так, чтобы нам было комфортно.
Один из профессоров постоянно шутил о собственных причудах, пока мы наслаждались курицей «Монтерей», салатом с мандаринами и щедрыми кусками чизкейка с карамелью и шоколадом. Когда обед закончился, официанты подали кофе, а другой профессор занял кафедру, чтобы объявить о стипендиях от факультета.
Еще до того, как начался банкет, мама спросила меня, получу ли я стипендию. Я ответила, что, конечно, нет, ведь я только перевелась на факультет. Стипендии получают студенты, которые долгое время усердно трудились. Господь и так уже благословил меня волшебным выздоровлением, и большего я даже не могла пожелать.
Вот почему я едва не уронила чашку с кофе, когда вместе с двумя другими получателями стипендии мемориального фонда назвали мое имя. На миг я даже подумала, что вызывают какую-то другую Эмили Рэймонд, но моя подруга Никки буквально вытолкала меня со стула к сцене, где уже стояли остальные стипендиаты.
– Поздравляю, мисс Рэймонд, – сказала доктор Бизли, улыбнулась и вручила мне белый конверт.
Раздались бурные аплодисменты, и я покраснела. Пробираясь на ватных ногах обратно за стол, я молила Бога о том, чтобы не упасть.
Позже я пришла на прием к своему психиатру и рассказала ей о стипендии, о том, что я уже начала работу над дипломом, и о своем намерении поступить в аспирантуру. Пока я болтала, доктор только улыбалась.
– Я ведь говорила: ты очень стойкая, – засмеялась она. – Ты сделаешь все это и даже больше.
На этот раз я ей поверила.
Я так счастлива, что не осталась наедине со своей болезнью. Родители поддерживали меня, пока я лечилась и привыкала к новым лекарствам. В те дни, когда я чувствовала, что снова проваливаюсь в бездну, мама с папой напоминали мне, что я уже сталкивалась с этими проблемами и справлюсь еще раз.
В те дни я подружилась со своим консультантом в колледже. Я рассказала ей свою историю, и она выслушала, не критикуя и не жалея меня. Вместе со мной она праздновала каждое мое новое достижение и советовала честно рассказывать окружающим о своих чувствах.
В конце концов мне стало достаточно комфортно делиться своей историей с другими. И до сих пор лучшая награда для меня – это облегчение в голосе моего собеседника, когда он говорит мне:
– Слава богу, значит, это происходит не только со мной!
Эмили Рэймонд
Наслаждайся мелочами, ведь однажды ты можешь оглянуться назад и обнаружить, что они были огромными.
Роберт Браулт
Я с самого детства была уверена, что рак на 100 % излечим. Моя мама впервые столкнулась с этой болезнью всего за несколько недель до моего пятого дня рождения. У нее нашли рак щитовидной железы, и из-за операции мама пропустила мой первый день в детском саду. Может быть, поэтому я его совсем не помню. В тот день в детсадовский автобус меня усаживала двоюродная сестра Шарлотта. Она сфотографировала меня в голубом платье на фоне автобуса, и это – единственное доказательство того, что мамы с нами не было. А шрам у мамы на шее – единственное доказательство того, что у нее была опухоль.
Мама пережила рак щитовидки, но через несколько лет врачи диагностировали у нее рак кожи. Она перенесла несколько простых операций по удалению злокачественных родинок на лице и спине, и жизнь пошла своим чередом. Рак не казался мне каким-то страшным словом. Это была просто незадача, от которой у мамы иногда появлялись шрамы.
А потом я поступила в колледж. Когда я однажды приехала домой на выходные, мама пришла ко мне в комнату, присела на край кровати и сказала, что у нее рак груди. Я должна была испугаться, но страху неоткуда было взяться: ведь мама всю жизнь отпихивала рак с дороги. Она уже пережила рак щитовидки и столько раз побеждала рак кожи, что и не счесть. Подумаешь, рак груди – так, заминка на пути.
До меня не доходила серьезность маминого диагноза, пока папа не позвал меня и четырех моих братьев, чтобы обсудить, как отпраздновать День благодарения.
– У мамы будет операция всего за несколько дней до праздника. Ей некоторое время нельзя будет поднимать тяжести.
Я подумала: зачем он нам это рассказывает? И почему маме нельзя будет поднимать тяжести после мастэктомии? Да уж, верно говорят: блаженны неведающие. Только много лет спустя, когда из моей собственной груди вырезали опухоль, я поняла, насколько даже самый маленький разрез мешает шевелить руками.
– Поэтому, – продолжил папа, – в этом году у нас не будет праздничного ужина.
– Как это?!
У меня отвисла челюсть. У мамы опять рак, и в придачу мы еще и отменили День благодарения?
– Что будем делать? – спросил старший брат.
Папа пожал плечами.
– Сходим в ресторан.
Я вспомнила сцену из «Рождественской истории», где семья отправилась праздновать Рождество в китайский ресторан. Мы что, теперь будем такими же? Немыслимо!
Очевидно, братья подумали так же. Не помню, кому из них первому пришла в голову эта идея, но один из них сказал:
– Мы все сделаем. Нас же пятеро, мы сможем приготовить праздничный ужин.
Никто из нас до этого практически не умел готовить. Но это не имело значения.
– Точно! Каждый из нас сможет что-нибудь приготовить.
– А мама может сидеть в уголке и давать инструкции.
– И говорить, где что лежит. Кто-нибудь знает, где большой противень?
– Маме ничего не придется поднимать.
– Мы справимся.
У папы был озабоченный вид. Похоже, он
