Прибыв в Москву, я сразу уехала на дачу. А через несколько дней с балкона вижу: подъехала машина, и выходит из неё Коля. Я бросилась к маме: «Мамочка, там подъехал „Маркович“. Скажи, что я два часа назад уехала в Москву». Так повторилось несколько раз. Я его избегала. Он мне так надоел в Сочи!
В Москве меня застала большая почта из Звенигорода от Колечки и одна телеграмма — но какая! — от Дау: «Целую самую красивую, самую любимую. Дау». Стою как зачарованная у входной двери, упиваюсь словами «самую красивую, самую любимую». Звонок в дверь. Открываю — вваливается Колечка: «Наконец застал тебя». Не успела опомниться, он выхватывает телеграмму из моих рук. Читает вслух: «Целую самую красивую, самую любимую».
— Ах, вот вам какие слова были нужны, а я не догадался в Сочи, что вы ждёте красивых слов.
Он с остервенением стал рвать на мелкие кусочки телеграмму. Я попыталась отнять.
— Как ты посмел порвать телеграмму! Она тебя не касалась. Она — моя!
— Ах так! Меня водить за нос, издеваться, насмехаться, из меня делать дурака и быть преданной женой своему повелителю. Делаешь из него бога!
Он в бешенстве стал наносить мне удары. Я упала на пол и прижалась лицом к полу в передней. Он не раз угрожал выбить мне зубы. Руками я пыталась защитить голову. Он стал топтать ногами, целясь в голову. Я не на шутку испугалась: ведь может изувечить. От страха притихла. Он опомнился, отступил к порогу, испуганным голосом позвал меня. Я прикинулась «убитой». Он, пятясь, вышел, прикрыл дверь, щёлкнул спасительный английский замок. Я села на пол, встать было трудно, голова кружилась. Жгучая боль на тыльной стороне кистей рук. Защищая голову, получила ссадины на руках от его каблуков. Но особых увечий нет, кости все целы. Счастье, что у этого профессора МГУ мягкие кулаки: слишком многим женщинам уделял он внимание, на спорт не оставалось времени.
Что же, придётся уверить Дау, что от побоев «милого» получила максимум наслаждения. И он поверит! С удивлением, но поверит, скажет: странные существа эти женщины. Но насколько я успела узнать Колечку, он трус, и поэтому я решила: сумерки, я не задёрну шторы, не зажгу света, и он решит, что потеряла сознание, а если моя квартира не проявит признаков жизни и ночью, то он наделает в штаны, решит, что он убийца. Когда приедет Даунька, он побоится врываться в квартиру. Тихонечко подползла к окну в кухне, боясь колыхнуть занавеску, осторожно выглянула: Колечка маячит у моих окон, тщетно пытаясь зафиксировать признаки жизни. Еле добралась до постели.
Вдруг у окна моей спальни слышу голоса. Шурка Шальников говорит:
— Коля, почему вы решили, что с Корой что-то случилось? Её просто нет дома, все форточки закрыты, ни одно окно не откроешь. Ну, если вы так настаиваете, пойдёмте со двора. Возможно, мне удастся открыть дверь.
Я знала, что Шальников сможет открыть любую дверь без ключа, и, пока они обходили кругом, успела закрыть замок на предохранитель.
Утром на следующий день Шальников подлетел ко мне:
— Кора, а почему вы вчера «Шляпу» не впустили к себе? (Шурка уверял, что, кроме шляпы, у Колечки ничего человеческого нет. Конечно, Шурочка был прав.)
— Шурочка, вам что? Разве вы не знаете: милые бранятся — только тешатся?
На следующий день телефон звонил без конца, трубку не снимала. Вечером только включила свет в коридоре — раздался продолжительный нахальный звонок в дверь, а потом дребезжащий стук в окна квартиры на первом этаже. Решила: Колечка или спятил, или пьян. Очень долго простояла затаившись у окна. Наконец, звонки в дверь, стук в окна прекратились. Вижу: он вышел не совсем твёрдой походкой из ворот нашего института. Да он пьян! Дофлиртовалась! Мне стало и стыдно, и тошно. И все это на глазах у всего института!
Спасителен был приезд Дау. Жизнь снова закипела у нac в доме. «Дау, тебя к телефону». Он приветливо говорит в трубку: «Если вы хотите стать физиком, совсем необязательно иметь высшее образование. Обязательно любить предмет. Но если вы серьёзно решили стать физиком-теоретиком, приходите ко мне домой. Сейчас посмотрю, когда смогу с вами поговорить. Вас устроит, если это будет пятого, в четверг, в четыре часа дня? Только, пожалуйста, без опозданий. Вначале я просто проверю ваши знания по математике, потом дам вам список литературы. Будете заниматься и приходить ко мне домой на экзамены».
— Коруша, имей в виду, завтра у нас будет обедать мозг мира.
— Даунька, а вчера, когда у нас мозг мира ужинал, все вина и коньяки остались нетронутыми. Они пьют соки и минеральную воду. А я-то думала, что ты один исключение, употребляешь только безалкогольные напитки.
Когда Ландау работал в Цюрихе у Паули, Паули о Ландау сказал: «Я знаю, почему Ландау не пьёт. Он пьян всегда, он опьянён самой жизнью, ему не нужен алкоголь».
Физики, известные всему миру, встречаясь с юным Ландау, говорили: «Этот молодой учёный интересуется всем. И очень интересен сам. Но его мальчишеские выходки приводят к тому, что вначале все, что он говорит, абсолютно непонятно. Но если с ним поспорить, то чувствуешь себя обогащённым».
Физики, знавшие Паули и Ландау, отмечали сходство в характере мышления, в подходе к физическим проблемам и даже в стиле научного творчества. Оба они, невзирая на лица, в острых, критических ситуациях не подбирали мягких слов, не стеснялись в выражениях, были язвительны и остроумны, но содержание их критики было важным и полезным. Даже Бору доставалось от Паули. Однажды он крикнул Бору: «Замолчите, не стройте из себя дурака». Бор мягко ответил: «Но, послушайте, Паули…» — «Нет, не буду слушать, это чушь!».
Сам Дау всегда с большим восторгом отзывался о Вольфганге Паули. Ещё в детстве у Дау возникла потребность самостоятельно разобраться в устоявшихся жизненных представлениях окружающих. Он все воспринимал по-своему, все переосмысливал, создавал свои системы, находил своё собственное решение. Поражало это упорное стремление ребёнка самому разобраться во всех вопросах. С годами это свойство натуры привело его к построению своих оригинальных теорий в науке.
Его логическое мышление, опирающееся на очень широкую эрудицию, его прославленный универсализм в науке нашли своё отражение и во взглядах на человеческие отношения. Отсюда теория о том, как правильно жить, и брачный пакт о ненападении. Ревность покушается на внутреннюю свободу, унижает человеческое достоинство, ревность — порок, не имеющий никакого отношения к любви. И он исключил этот порок полностью из собственного сознания.
Ландау своим ученикам всегда говорил: «Бойтесь растратить отпущенное вам время на мелкие, недостойные человека дела». И ещё Дау глубоко верил, что человек рождён для счастья на земле. Человек сам должен научиться быть счастливым. Дау был учителем, что называется, с большой буквы. Он стремился научить всех быть ещё и счастливыми. Его всегда будоражила мысль — как сделать, чтобы на свете было как можно больше счастливых людей.
