— Дау, неужели вы не понимаете? Стихи Долматовского нравятся Сталину. Митя просто счастлив: теперь цензура не будет запрещать его музыку — стихам Долматовского открыта зелёная улица.
Финансовые дела семьи стали поправляться. Америка попросила разрешения исполнить одно из новых произведений Шостаковича. Разрешили. Был заплачен гонорар в 10 тысяч долларов. Ните удалось даже попросить прислать за эти деньги одежду для семьи. Она стала щеголять в американских туалетах. Ещё звонче зазвучал её смех, а глаза сияли счастьем. Она ещё больше похорошела, а за ней, как тень, всюду следовал Артюша.
Иногда я думала: Митя за музыку смеха так беззаветно полюбил Ниту с юных лет. Многие молодые женщины, поклонницы таланта Мити, усыпая его квартиру цветами, горели желанием приручить гениального композитора. Цветы принимала Нита, а композитор сидел, уткнувшись в рояль. В один из вечеров тех лет Митя, Нита, я и Дау были у Мишы Литвинова (сына Максима Максимовича). Его молоденькая жена Флора успела родить троих детей (будущих диссидентов). На Митю она смотрела как зачарованная. Все вышли на прогулку. Стояла дивная летняя ночь. Шли шеренгой. Дау рядом с Митей оживлённо беседовали. Потом их обоих назовут гениями, а ведь гении не так уж часто встречаются на планете! Оба обладали обаянием таланта, чисто человеческим обаянием и, вместе с тем, были так непохожи друг на друга. Митя рассмеялся, остановился (это было на Малокаменном мосту): «Вы только послушайте! Мне Дау сказал, чтобы я обратил внимание на Флору. Я действительно боюсь на неё смотреть, ведь она может забеременеть от одного взгляда!».
На Черноморском побережье я всем санаториям предпочитала «Ривьеру», а Нита и Митя отдыхали в более комфортабельном — «Правде». Мы часто встречались. Однажды по дороге в «Правду» за мной увязался какой-то тип. Я не дала повода для знакомства. На белоснежной лестнице санатория меня встречала Нита. В это время радио санатория передавало музыку Шостаковича. Незнакомец, обращаясь ко мне и Ните, стал музыку поносить. Нита, звонко рассмеявшись, сказала: «Я лично физик, но многие восхищаются музыкой моего мужа Шостаковича». Тип в одно мгновенье исчез, как бы растворился под музыку Шостаковича.
Когда Нита приезжала ко мне на Ривьеру, как из-под земли появлялся Артюша и увозил Ниту на своём роскошном «Бьюике», который он купил у армян-репатриантов. За рулём сидел шофёр, Артюша машину не водил. А Митя? Митя нашёл в санатории рояль, был всегда окружён поклонниками своего таланта и просто не замечал отсутствия Ниты. Алиханьян организовал научные экспедиции на Алагез и стал увозить Ниту в Армению на несколько месяцев, преподнося ей все красоты Армении: Ереван с Араратом, Севан, фрукты незабываемых ароматов.
Когда Ландау был приглашён Армянской академией наук, Дау и меня встречали Артюша и Нита. И мы побывали в библейских местах.
Приехав в Москву, я с большим огорчением узнала от общих знакомых, что кроткий, застенчивый, просто «святой» Митя вдруг обнаружил отсутствие Ниты. Он стал ревновать и даже бушевать, изливая свои чувства в музыке. Возвращение Ниты все расставило по своим местам.
Посещая Шостаковичей в обществе Артюши, я стала замечать, что Нита всегда старалась отодвинуть подальше от Мити рябиновую настойку. Гениальный композитор много работал, но в те годы его не ценили, как должно. Алиханьян же преуспевал сверх меры: армянский академик, член-корреспондент АН СССР, директор Ереванского физического института. Когда Капица был в опале, Артюша выстроил под свои московские лаборатории роскошное здание в конце парка, у пруда над Москвой-рекой. По-моему, он отстроился за счёт Армии. Правда, когда Кентавр вернулся, он быстренько вытряхнул Артюшу и поселился там сам, но до этого момента было ещё далеко.
Да, ещё Берия подарил братьям физикам Абуше и Артюше Алиханьянам вагон имущества, вывезенного из Германии, и они приняли эти подарки. Их принципы не были такими строгими, как у Ландау. Тогда многие физики принимали щедрые подарки.
Главное — Митя был в загоне, а Алиханьян процветал. Ните импонировало видеть Алиханьяна у своих ног. Когда она бывала в Ереване вместе с экспедицией, ей отдавали должное и как жене великого композитора, и как спутнице Алиханьяна, которого Армения очень почитала и прочила ему большое будущее в науке. На каком-то торжественном ужине с шампанским у нас дома Нита бросила Артюше такую фразу: «Артюша, когда вы откроете новую частицу и станете нобелевским лауреатом, тогда я, возможно, оставлю Митю и выйду за вас замуж». Конечно, сказанное звучало шуткой, но во взгляде Артюши я прочла собачью покорность.
Через год приборы Алиханьяна на горе Алагез зарегистрировали новые частицы! В Физическом институте Армении был устроен большой бум. А московские физики отнеслись недоверчиво, стали проверять. О, я помню, было много шума! Ландау стал горой на защиту Алиханьянов: это только ошибка, наврали приборы! Ошибки в экспериментах бывают, приборы соврать тоже могут, в честность же человека-физика Ландау твёрдо верил. А я вспомнила Ниточкину фразу, с кокетливым вызовом брошенную Артюше. Вероятно, он просто свихнулся от своей великой любви к чужой жене. Порой я замечала, как он с восточным пламенем ревновал Ниточку к самому Мите.
Приближалось время очередной экспедиции, Митя стал серьёзно возражать против поездки Ниты: в последнее время она стала сильно терять в весе, талия стала совсем девичьей. Нита согласилась лечь в больницу на обследование. Две недели длилось обследование в кремлёвской больнице. Врачи уверили Митю, что его жена совершенно здорова. Перед отъездом Нита и Артюша зашли к нам. Нита помолодела и была жизнерадостна. В Москве наступала зима, а в Ереване стояла золотая осень, такая щедрая на вкуснейшие плоды. Это время года Нита привыкла проводить в Ереване. Пошёл пятый год, как она стала работать у Алиханьяна.
Осеннее солнце Армении всегда привлекает на гастроли артистический мир Москвы. В ту роковую для Ниты осень там были Вертинский, Утёсов и многие другие. Когда экспедиция Алиханьяна спускалась с Алагеза, интеллигенция Еревана отмечала это событие банкетами вместе с артистами. Жена знаменитого композитора и Алиханьян были всегда в числе звёзд. Едва под утро закончился банкет, Нита попала на операционный стол. Непроходимость кишечника, срочная, безотлагательная операция. Оперировали лучшие хирурги Армении. Непроходимость устранили, но потревожили злокачественную опухоль сигмовидной кишки. Это место в кишечнике
— белое пятно для рентгена. Ведь несколько месяцев назад Нита прошла полное обследование, и опухоль не была обнаружена.
Уложив Ниту на операционный стол, Артюша помчался телеграфировать Мите. Шостакович с сыном мгновенно прилетели в Ереван. А Нита через два часа после операции пришла в сознание, сказала: «Какое счастье, что операция уже позади», — улыбнулась, закрыла глаза и умерла. Легко, спокойно, как уснула. Артюша усадил Шостаковичей в самолёт, а сам в специальном самолёте один с пилотом сопровождал гроб с телом Ниточки. Гроб был свинцовый, как бы серебряный, с красиво изогнутой стеклянной крышкой, и мы увидели Ниточку как спящую красавицу в хрустальном гробу. Были белый снег и чёрная земля могилы, которую Артюша усыпал алыми розами. Все годы после смерти Ниты в день её похорон могила всегда была усыпана алыми розами, пока жив был сам Артюша.
